Путь в революцию. Воспоминания старой большевички. - [30]
Вспоминается мне, как однажды он собрал нас, ссыльных марксистов, и сообщил о полученном им с воли важном письме. В этом письме говорилось о состоявшемся в 1898 году в Минске I съезде партии и о том, что съезд наметил издание партийного органа — «Рабочей газеты». Радость Ильича, вызванная важнейшим в истории русского революционного движения событием, была очевидной и нескрываемой.
Обратившись к нам, он с особенным значением подчеркнул, что отныне в России создана рабочая социал-демократическая партия — и наш долг вступить в нее и деятельно участвовать в ее работе. С энтузиазмом откликнулись мы на предложение того, кто уже был для нас признанным вождем. Разумеется, в то время и речи не могло быть о каких-либо членских билетах (мы получили их лишь после Октябрьской революции, в 1918 году), но дело было не в этом. Каждый способен понять ту глубокую гордость, какую испытывали мы от сознания того, что сделались членами Российской социал-демократической рабочей партии.
ПРОТЕСТ СЕМНАДЦАТИ
В Ермаковское к Сильвину приехала из Рязани его невеста, учительница Ольга Александровна Папперек, и доставила Владимиру Ильичу какую-то посылочку от его сестры Анны Ильиничны. В посылке оказалось «Кредо» — программа русских оппортунистов-экономистов, написанная Кусковой.
Ознакомившись с этим документом, проповедующим, что рабочие должны довольствоваться экономической борьбой, предоставив политическую буржуазным либералам, Ленин разволновался и горячо на него реагировал. Не откладывая, он тут же набросал проект протеста против новоявленных заповедей оппортунизма.
Протест было решено сделать коллективным — от имени всех социал-демократов, отбывавших ссылку в Минусинском уезде. Местом для собрания избрали Ермаковское — не только потому, что там проживала значительная группа ссыльных, но и потому, что Анатолий Ванеев, живший в Ермаковском, был серьезно болен и не мог передвигаться.
Не так-то просто было обмануть бдительность полиции и собраться всем вместе; но в общем сделать это удалось: одни получили разрешение навестить тяжело больного товарища — Ванеева, другие съехались под предлогом празднования дня рождения моей дочурки Оли.
Наша квартира была более просторной, чем другие, занимаемые ссыльными; поэтому и было решено провести предварительное обсуждение резолюции у нас.
Так и встает перед глазами просто и непритязательно обставленная большая комната в нашей квартире на втором этаже крестьянского бревенчатого дома, где мы собрались. Над столом — висячая керосиновая лампа с плоским жестяным абажуром; по правую сторону от входа, в обоих углах — простые книжные полки; а возле окна — портрет Маркса, нарисованный Лепешинским. На столе — обязательный самовар, кое-какие закуски, а вокруг — кто на деревенской лавке и табуретах, кто на стульях, а кто-то даже на пустом ящике — расселись участники протеста.
Присутствуют петербургский рабочий А. С. Шаповалов, Е. В. Барамзин и Ф. В. Ленгник, приехавшие из Тесинского. Из Минусинска прибыли Г. М. Кржижановский с женой З. П. Невзоровой, В. В. Старков и А. М. Старкова; из Шушенского — В. И. Ленин и Н. К. Крупская, а также петербургский рабочий Оскар Энгберг. Здесь же «ермаковские» — М. А. Сильвин, Н. Н. Панин, В. К. Курнатовский и я с Пантелеймоном Николаевичем. Всего — пятнадцать человек. Ванеев, прикованный к постели тяжелой болезнью, и его жена Д. В. Труховская, не оставлявшая больного, — отсутствуют.
Кипя сдержанным негодованием, Владимир Ильич говорит о том, что появление программного документа «экономистов» не случайно, что «Кредо» весьма симптоматично и опасно, что пройти мимо этого явления нельзя. «Экономизм» — болезнь нашей социал-демократии, болезнь, с которой нужно решительно бороться. Его «символ веры» начинается с ложного утверждения, что в предшествующих революционных событиях, имевших место на Западе, рабочие — не участвовали. В качестве наиболее активной революционной силы выступала якобы только буржуазия, а рабочий класс борьбу за политические свободы не вел…
Ленина мы все слушали с напряженным вниманием. Он же, четко и определенно формулируя мысли, продолжал анализировать сущность «Кредо».
В «Кредо» утверждалось, что русские рабочие — в силу своей малокультурности, невежественности и забитости — неспособны к самостоятельному ведению политической борьбы с самодержавием. По этой причине им предлагали стать на путь исключительно экономической борьбы, на путь реформизма. В основе «Кредо» лежал отказ от каких бы то ни было политических требований, отказ от создания самостоятельной политической партии.
Владимир Ильич подчеркнул опасность выступления «экономистов» в период, когда русское рабочее движение идет на подъем и рабочий класс превращается в серьезную политическую силу. С большим жаром доказывал он, что не ответить на взгляды, выраженные в «Кредо», означало бы согласиться с ними, признать необходимость для российского пролетариата следовать за буржуазным либерализмом, пресмыкаться перед ним.
— Рабочий класс, — говорил Владимир Ильич, — начинает играть передовую роль в революционном движении против самодержавия. Мы должны самым энергичным образом бороться с попытками затуманить пробуждающееся классовое сознание пролетариата.
