Путь туда - [4]

Потом позвонил Змееглазый. Художника это несколько озадачило, поскольку телефон у него уже три года как отрезали за хроническую неуплату, а сам телефонный аппарат он давно успел пропить. Однако, закаленный в схватках с жестокой реальностью, Бякин благополучно вышел из трудного положения, побеседовав с человеком через шланг от душа. Змееглазый говорил долго и красиво, иногда по пояс высовываясь из шланга, чтобы подкрепить свои слова энергичной жестикуляцией. Из его слов выходило, что Бякину крепко повезло: хозяева одной из наиболее модных и продвинутых арт-галерей запищали от восторга, когда им показали бякинскую Добрую Собаку. И теперь Бякину вроде бы надлежало немедленно готовиться к персональной выставке, возможно международного масштаба.

Бякин отреагировал на это сообщение с большим достоинством. Во-первых, он выбросил в окно заржавленную механическую ногу, которую оставил у него в квартире доктор Франкенштейн во время своего последнего посещения. Во-вторых, при помощи зубного порошка он отполировал фамильный щит. В-третьих, он сказал себе: «Свершилось!» — и, помыв руки, приступил к главному труду всей своей жизни.

Труд назывался «Путь туда» и занимал кусок холста полтора на два метра. Холст был большой, Бякину пришлось синтезировать его целую ночь. Синтезировав же, он изобразил на нем черную непроглядную тьму, наискось прорезанную висящей в пустоте дорогой из желтого кирпича, которая, начинаясь в левом нижнем углу картины, убегала в перспективу и упиралась далеко впереди в приоткрытую деревянную дверь. Из-под двери на дорогу просачивался задумчивый золотистый свет. Бякин мог поклясться, что там, за дверью, упорного в самосовершенствовании путника поджидают играющие в домино Ошо и Вахамудра.

Картина получилась потрясающая. Бякин это знал. Такой она, впрочем, и задумывалась. Теперь ему не стыдно было собирать персональную выставку. Впрочем, Бякину редко бывало стыдно, поскольку характер он имел прескверный и воспитан был, как уже неоднократно указывалось, крайне дурно.

Период от лесопаркового вернисажа до дня открытия выставки запомнился Бякину непрекращающимся свистом в ушах. Создавалось впечатление, что безумная реальность стремительно мчится вокруг него, кусая себя за хвост. Несколько раз приходил Змееглазый, обменивая портреты американских президентов на работы Бякина. Приходили студенты медицинского института, хотели заказать ему полный анатомический атлас в шести томах. Прилетали какие-то школьники на велосипеде, Бякин пытался поймать их сачком, но школьники помахали хвостом и улетели в направлении села Коломенское. Потом Бякин принимал какую-то свадьбу, потом, кажется, пожимал хобот африканскому слону, потом приходили медведи. Одним словом, скучать было некогда. Все это время художник дорабатывал «Путь туда», стараясь довести свою идею до полного совершенства.

Странное дело, но по мере работы Бякин все больше и больше ощущал под ложечкой какое-то загадочное неудобство, какое возникает, если в последний раз поел часов шесть назад. Он начал внимательнее следить за идиотом по ту сторону зеркала и один раз даже почистил ногти. Он перестал орать на балконе и сократил суточную норму спиртопотребления в два с половиной раза. Он больше не просыпался на потолке и не дрался на швабрах с добровольцами из числа зомби — да и вообще зомби наведывались к нему все реже и реже. Происходило что-то необъяснимое, и всему виной был «Путь туда». Бякин ругал себя последними словами за то, что не догадался написать его раньше, — впрочем, раньше эта картина не имела смысла и вряд ли могла возникнуть. Теперь же она с каждым днем обретала все более четкие очертания, и в противовес углубляющейся черноте бездны, в которую ежедневно добавлялось несколько черных фигур, становились все более ясными желтые кирпичи и янтарные сосновые доски двери.

И вот наконец настал звездный день Бякина. Утром он проснулся на диване с удивительно свежей головой. Отправившись в ванную, он как следует умылся, потом, поразмышляв, залез в ванну и принял душ с хозяйственным мылом. Выбравшись из душа, Бякин… да нет, какой еще Бякин? Антонов Сергей Дмитриевич пошел на кухню, на ходу вытирая голову стареньким полотенцем. Здесь он разогрел себе остатки макарон по-флотски, оставшиеся после вчерашнего посещения медведей… нет, кажется, это были какие-то друзья, которых он не видел уже лет пять. Потом он выпил растворимого кофе — большую стеклянную банку ему принес накануне Змееглаз, то есть Ромашин Игорь Павлович. Тщательно помыв посуду, чего с ним не случалось уже давно, Антонов отправился в комнату, где на аккуратных плечиках висела новая одежда, купленная ему Ромашиным. Облачившись в новое, художник опустился на стул, предварительно подстелив газетку, чтобы не запачкать дорогие брюки, и глубоко задумался. При мысли о выставке, которая должна была открыться через несколько часов, его колотила дрожь.

 Было бы легче, если бы он мог еще раз прикоснуться к желтой кирпичной дороге посреди бездны. Ромашин подробно объяснил ему, что с психологической точки зрения непроглядная тьма символизирует его жизнь в окружении зомби и черных фигур, за приоткрытой дверью — мир людей, из которого он вычеркнул себя сам, но к которому неосознанно стремился все эти годы, повисшая же в пустоте дорога — это тот путь, по которому он может понемногу вернуться к нормальной жизни, путь узкий, опасный, пролегающий над пропастью. К сожалению, «Путь туда» со вчерашнего дня висел в одном из залов галереи и Антонову был недоступен. Однако его согревало воспоминание о том, как он лично помогал вывешивать картину, как они с Ромашиным долго совещались, на какую высоту поднять ее от пола и каким образом расположить свет. В итоге получилось великолепно: подсвеченная дверь стала центром изображения, она словно ожила, казалось, из-за нее вот-вот вынырнет Ошо и приветливо поманит зрителя за собой. Желтая кирпичная дорога, удивительно четкая и реалистичная в начале, терялась в загадочной сиреневой дымке у самой двери, а рассеченная ею тьма насупилась, и после долгого созерцания создавалось впечатление, что в черной глубине перемещаются тени в глухих капюшонах. Повешенная отдельно от других работ, картина должна была произвести неизгладимое впечатление, и Антонов даже жалел немного, что не сможет убедить посетителей выставки взяться за руки и повести их по желтой дороге в гости к Вахамудре, как он задумывал вначале. Он уже не верил в этот бред. Фиолетовое пространство вокруг него успокоилось и растворилось само в себе, став кристально-прозрачным. Все, больше никаких спиртосодержащих жидкостей.