Путь теософа в стране Советов - [231]

Шрифт
Интервал

Мы переночевали в Новгороде. Утром подивились на Кремль, к тому времени сильно разрушенный, поглазели минут пять на памятник тысячелетия России, покатили дальше.

Подъём к городу Валдаю был очень тяжёл. Зато спуск — великолепен. Целые километры велосипеды мчались как птицы безо всяких усилий с нашей стороны. И природа способствовала подъёму нашего настроения. В еловых лесах прыгали белки, радуясь богатому урожаю шишек. Снег сходил, вокруг стволов деревьев образовались земляные кольца, и зазеленела первая травка. Ельники сменялись борами, боры — березняками, уже покрывавшимися зелёным пушком. А уж птицы старались!

Движения машин по неасфальтированному шоссе почти не было. Досаждали только мотоциклы, которые с весьма гордым видом обгоняли нас, обдавая пылью, волной вонючего газа и нестерпимым треском. Но мы знали, что через час-другой мы еще увидим их чинящими на обочине свои машины или в поте лица волочащими их до ближайшей деревни. Тогда наступал наш час и, в свою очередь обгоняя их, мы громко пели весёлую песенку:

Цыкал, цыкал мотоцикл,
Цыкал, цыкал не доцыкал,
Не доцыкал до конца,
Ламца, дрица, им-ца-ца!

Вдогонку они грозили нам кулаками.

Зайдмана с нами уже не было. Сказавшись больным, он в Новгороде сел на поезд. Мы остались без политического руководства.

Как ни странно, по мере того как мы ехали, боль в натёртых местах становилась менее мучительной. Или мы просто притерпелись? Зато всё сильнее болели мускулы в ляжках и икрах. Дошло до того, что на остановках, где чайная была на втором этаже, мы вынуждены были, на потеху честных граждан-христиан, подниматься по лестнице на четвереньках. Только в Торжке над нами никто не смеялся. Там был какой-то престольный праздник, и по этому случаю полгорода ходили на четвереньках, и не только по лестницам, но и по всем улицам.

Перед Тверью у меня отказала динамка. В темноте, разогнавшись с горы, я налетел на бревно, брошенное поперёк дороги, вылетел из седла и спланировал, метра четыре проехался раком по гравию. Я вырвал себе кусок правой ладони и забил рану грязью. Никакой воды поблизости не было. Я замотал руку грязной тряпкой, которой обтирал велосипед, и поехал, управляя одной рукой, догонять товарищей. В Твери повязку усовершенствовали.

За день мы проехали ещё 180 километров. А я всё держал руль одной рукой — левой. В результате такого напряжения у меня омертвел безымянный палец, и впоследствии пять лет он оставался бесчувственным. Его можно было колоть булавкой — он боли не чувствовал.

Зайдман встретил нас в Клину и, победно возглавляя всю колонну, завершил пробег, как победитель.

Промывание мозгов ветром очень помогло. Ещё в дороге я подумал, а зачем велодинамкам металлическое покрытие? Не лучше ли добротно покрасить, да притом в разные цвета. Это ж будет шик, блеск! И затем, почему красить мне? Гальваническая мастерская не приспособлена для малярных работ! Но, боюсь, что передать дело в наш малярный цех заводоуправление не согласится, слишком паршиво там красят. А где хорошо? Надо поискать. И по приезде я занялся поисками. Вскоре я остановился на заводе малых моторов, окраска которых выглядела весьма нарядно.

Я нашёл своего бывшего «врага», изобретателя Смирнова:

— Послушайте, есть продуктивная идея. Турецкие динамки, которые предполагается шоопировать у меня в мастерской, если это удастся освоить, встанут в копеечку. Завод малых моторов может красить их в два раза дешевле и красивее. Это даст большую экономию и, следовательно, премию тому, кто внесёт это предложение. Я советую вам заняться этим делом.

— А почему ж вы сами не возьмётесь?

— Мне, мастеру, которому поручено это дело, неудобно вносить предложение, освобождающее меня от него. Двиньте это через БРИЗ, вам это с руки.

Смирнов ушёл от меня в сомнении, боясь подвоха, но я знал, что забил крепкий гвоздь в его голову. Через неделю он привёз с завода малых моторов образцы окрашенных динамок, которые действительно выглядели прекрасно, и после небольшой войны мы добились принятия его предложения. Все были в выигрыше: завод получил экономию, Смирнов — премию, я — половину свободы. Не знаю, получили ли турки снижение цены на динамки. Навряд ли.

Оставалась мне вторая задача. Я просидел несколько суток над проектом, расчётом и сконструировал простую установку. Заменил мудрёный специальный конвертор умформером, последний предполагал собрать из мотора и динамо. Потом переселился на завод и две недели не выходил из него, позволяя себе поспать на столе четыре-пять часов в сутки. За это время я нашёл подходящие, но неисправные машины, добился их ремонта, отвоевал испытательный стенд, собрал на нём несложный распределительный щит. Испытал разрядники и добился отличного качества оксидации. Затем я собрал комиссию из представителей Отдела контроля, Отдела техники безопасности и Отдела главного электрика завода и торжественно сдал установку по акту.

Мне оставались семечки: произвести инвентаризацию мастерской перед сдачей, вернуть личный инструмент и ещё кое-какие мелочи.

Я пришёл к Жукову и положил на стол заявление.

— Врёшь, не уйдёшь! Окажешься на улице со своей семьёй.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Тридцать три урода

Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.


Песочные часы

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.


Писательские дачи. Рисунки по памяти

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.


Как знаю, как помню, как умею

Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.