Путь теософа в стране Советов - [2]

Дома в Пушкине размножались почкованием, прирастая в линию к дому главы семьи. Число их достигало четырёх. Все они соединялись крытыми переходами.

Евгений Иванович был женат на польке — Марии Францевне Пашковской. Это была хрупкая женщина, строгого и скромного нрава. Она имела привычку ходить в монашеском платье. Вопреки своему положению — жены фабриканта и помещика, она была широко образованная, училась во Франции живописи и очень недурно рисовала. Во Франции она не раз писала развалины замков и очень их любила. Евгений Иванович, чтобы доставить ей удовольствие, выстроил в парке готовые руины. Местные жители верили, что там водятся привидения, и обходили их стороной.

Мария Францевна была сердобольна, особенно жалела и постоянно прикармливала воробьёв. Она родила Евгению Ивановичу трёх сыновей: Евгения, Адольфа и Эмилия. Всем сыновьям отец подарил по дому на территории Пушкинской фабрики.

Дочь от второго брака — Софья Ивановна вышла замуж за шведа — Иосифа Хёкке. Откуда в Москве взялся швед, неизвестно. По слухам он происходил от мастера кораблестроителя, выписанного Петром Первым. Вероятно, это и было так, но всё-таки дело тёмное. Так или иначе, у них тоже было трое детей: старшая — Мария Осиповна, средняя — Софья Осиповна, лет на двенадцать её моложе, и младший сын Александр. Их родители умерли, когда старшей Марии Осиповне было всего 15 лет. Опекуном и покровителем их был назначен сводный дядя — Евгений Иванович. Он поселил детей в своей конторе на Старой площади и нанял для воспитания гувернантку.

Мария Осиповна была выдающейся музыкантшей, ученицей Николая Рубинштейна. Рубинштейн всячески поощрял её давать концерты, но она была так скромна и застенчива, что не решалась даже играть перед родными, не только что перед публикой.

В Пушкинском парке около джутовой фабрики находилось невесть кем и когда построенное деревянное здание, вроде каланчи, окружённое высокими елями. Весь второй этаж занимала одна огромная и очень высокая комната, внутри которой была винтовая лестница, которая шла ещё выше, в башенку на обзорную вышку. У Армандов это странное, мрачное здание называлось «Шато». В это Шато на второй этаж взгромоздили рояль, и Мария Осиповна там давала прекрасные концерты, обязательно только наедине. Она тут же прекращала игру, если замечала хоть одного слушателя. Вот когда выросли племянники, младшей племяннице — Жене разрешалось присутствовать, лёжа в уголке на ковре, так как в зале, кроме рояля, не было никакой мебели. Остальные слушатели тайно укрывались в темноте парка под елями.

Моя бабушка Софья Осиповна, красивая величественная женщина, окончила гимназию, что было в те времена редкостью. Она интересовалась живописью, но этот интерес не пошёл дальше любительства.

Она была очень нервна, но хорошо умела держать себя в руках, так что даже постоянные гости её никогда не замечали её нервности. Она была ещё совсем молода, когда в неё влюбился младший из её сводных двоюродных братьев — Эмиль Евгеньевич. Вскоре они поженились. Обе ветви, пошедшие от Ивана Павловича, опять сошлись и так счастливо, что дали мне возможность написать эти записки. Собственно, я чувствую, что проехал по жизни зайцем, так как подобные браки сводных братьев и сестёр, хотя бы и двоюродных, всегда запрещались церковью. Но в данном случае дальность от папы римского и, вероятно, деньги сделали своё дело, и католическая церковь благословила дедушку и бабушку.

Брат бабушки — Александр Осипович был в молодости набожен, мечтал стать монахом, но вместо того пошёл в армию и, в конце концов, стал жандармским офицером и начальником пограничной заставы в Вержбалове. В отличие от сестёр, он не интересовался ни музыкой, ни живописью, зато был мастером рассказывать неприличные анекдоты.

Обрисую теперь вкратце семью Евгения Ивановича, которой он управлял железной рукой уже долго после того, как все его сыновья женились. В великой строгости держал невесток, не позволял им ездить в Москву, дескать, нечего баловать. Однажды, найдя у одной из них спиритическую литературу, устроил крупный скандал, и все книги отобрал и сжёг.

Старший его сын Евгений Евгеньевич запомнился мне как дряхлый старик в сюртуке с постоянно озабоченным и грустным выражением лица. Он был купцом первой гильдии и мануфактур-советником. Его жена Варвара Карловна, маленькая круглая старушка, женщина необычайной доброты и заботливости, приютила под своё крылышко всё своё огромное хозяйство, и всем под этим крылышком было хорошо и уютно. У неё было 12 детей, из которых я едва ли помню и знаю по именам половину. Все сыновья были женаты, все дочери замужем, у всех были дети. Когда я учился в школе, мне говорили, что у меня 42 троюродных брата и сестры, из которых 39 были внуками Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны. Все Арманды собирались в день рожденья бабушки Варвары Карловны в её доме:

— Приходите, пожалуйста, у нас будут только свои, приглашала баба Варя. И этих «своих» с зятьями и невестками, свояками и свояченицами набиралось человек сто. Громадные столы ставились рядом по длине и растягивались через соединительные галереи на несколько домов. Моя бабушка удивлялась: