Путь суфиев - [9]

Даже мысль о ней принижает ее надземность.

А если даже мысль слишком груба, как же может не

исказить ее такой неуклюжий доносчик, как глаз?

Ее мимолетное чудо ускользает от мысли.

Она -- вне границ зрительных образов.

Когда описанием пытались разъяснить ее,

она не поддалась ему.

При всех подобных попытках описание отступает и бежит.

Ибо оно пытается описать, очертить пределы.

И если кто-то, устремляющийся к ней, приземляет свои

устремления (чтобы чувствовать на языке обычной любви),

всегда есть другие, которые не сделают этого.

ДОСТОИНСТВА УЧИТЕЛЯ

Люди считают, что шейх должен творить чудеса и являть озаренность. Однако единственное, что требуется от Учителя, -- это обладать всем тем, в чем нуждается ученик.

ЛИК РЕЛИГИИ

Сегодня меня зовут пастырем газелей пустыни,

Сегодня -- христианским монахом,

Сегодня -- зороастрийцем.

Возлюбленный мой Троичен, и все же Един -

Так же как эти трое в действительности одно.

МОЕ СЕРДЦЕ МОЖЕТ ПРИНЯТЬ ЛЮБОЙ ВНЕШНИЙ ВИД

Мое сердце может принять любой внешний вид. Сердце меняется в соответствии с изменением сознания во мне. Оно может предстать в виде луга с газелями, монастыря, храма с идолом, Каабы -- цели паломников, скрижалей Торы для определенных нау, дара листов Корана.

Моя обязанность -- вернуть долг Любви. Я свободно и с готовностью принимаю всякую ношу, возлагаемую на мои плечи. Любовь подобна любви влюбленных, с той разницей, что вместо любви к необычному, моя любовь -- к Сущности. Такова моя религия, таков долг, такова вера. Назначение человеческой любви -- явить любовь превышнюю, истинную. Именно эта любовь является сознательной. При той, другой, человек теряет осознание себя.

ИЗУЧЕНИЕ ПО АНАЛОГИИ

Рассказывают, что Ибн аль-Араби отказывался говорить с кем бы то ни было философским языком, каким бы невежественным или образованным человек ни был. И все же люди получали большую пользу от общения с ним. Он брал людей с собой в походы, готовил им еду, занимал их разговорами на сотни тем.

Кто-то спросил его:

-- Как удается вам учить, если вы никогда как будто не говорите об учении?

Ибн аль-Араби ответил:

-- По аналогии. -- И рассказал такую притчу:

"Человек закопал под деревом большую сумму денег. Когда он пришел за ними, денег не было. Кто-то обнажил корни и унес золото.

Человек пошел к мудрецу и, рассказав о своем несчастье, добавил: "Вероятно, нет никакой надежды вернуть мои деньги".

Мудрец велел ему прийти через несколько дней.

Затем мудрец созвал всех врачей города и спросил, не прописывал ли кто-либо из них корень известного дерева в качестве лекарства. Оказалось, что один из врачей это сделал для одного из своих больных.

Мудрец вызвал того человека, и вскоре выяснилось, что именно он и взял деньги. Мудрец забрал их и передал законному владельцу".

-- Подобным же образом, -- сказал Ибн аль-Араби, -- я определяю истинные намерения ученика и то, как он может учиться. И я учу его.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ

Суфий, познавший Высшую Истину, действует и говорит, учитывая понимание, ограничения и господствующие скрытые предубеждения своих слушателей.

Для суфия поклонение означает знание. С помощью знания он достигает видения.

Суфий отбрасывает три "я". Он не говорит "для меня", "со мной" или "моя собственность". Он не должен ничего присваивать себе.

Нечто скрыто под недостойной шелухой. Мы устремляемся к меньшим явлениям, пренебрегая наградой, ценность которой безгранична.

Способность истолкования означает, что человек способен легко читать то, что сказано мудрецом, двумя совершенно различными способами.

УТЕРЯ ПУТИ

Кто отклонится от Закона Суфиев, не приобретет ничего стоящего, -- даже если он достигнет мирской слав ы, гремящей до небес.

СААДИ ИЗ ШИРАЗА

Трудно подыскать слова, чтобы описать достижения классика тринадцатого столетия Саади. Западные критики поражаются тому факту, что Саади смог написать "Бустан" ("Сад") и "Гулистан" ("Сад Роз") -- два выдающихся классических произведения -- всего за два-три года. Эти основные труды, известные каждому персу и признанные вершиною человеческих достижений, обладают таким богатством материала и поэтической красотой, равных которым трудно найти. Саади не имел средств и почти всю свою жизнь провел в скитаниях по лику земли. Его наставниками были суфийские учителя Гилани и Сухраварди.

В "Гулистане" Саади поднялся до искусства (до сих пор недостижимого в западных языках) написания книги, которая так проста по словесному материалу и структуре, что используется в качестве пособия по изучению персидского языка, и на первый взгляд содержит всего лишь нравоучительные афоризмы и рассказы; в то же время она таит в себе, по признанию наиболее выдающихся суфиев, весь диапазон глубочайших суфийских знаний, которые только возможно изложить в письменном виде.

Чувство изумления при чтении этого шедевра, когда перед глазами предстают различные слои материала, переплетенные искуснейшим образом, не поддается описанию.

Эти две книги представляют собой не только сокровищницу и источник цитат, пословиц и практической мудрости, не только руководство по состояниям сознания; они написаны таким образом, что приемлемы даже для самых узколобых религиозных фанатиков. Таким путем Саади получил, обработал и передал суфийскую мудрость. Избранная им форма классической литературы на все времена обеспечила сохранность и передачу его послания, ибо никто уже не мог вычеркнуть Саади из персидской литературы, и, следовательно, таким образом суфизм оказался надежно защищен.