Путь. Стихи - [9]
Шрифт
Интервал
До спелости молочно-восковой,
И на баштане дыни и арбузы
Растут, как на опаре дрожжевой.
Поспел налив, и зажелтела дуля[1],
А белая черешня отошла.
Расплавленному золоту июля
Под силу всё живое сжечь дотла.
Ни облачка на выгоревшем своде,
Ни пяди тени на земле. Невмочь Ни человеку, ни живой природе —
Скорей бы знойный день сменила ночь.
А вечером над пыльным небоскатом
Зарницы заиграют кое-где,
И дальним замирающим раскатом
Гроза опять напомнит о дожде.
Заснуть не даст глухой порой ночною,
Вселит надежду жителям села.
Теперь бы только где-то стороною
Она, как наважденье, не прошла.
«Прощайте навек, Андруши…»
Послушные воды Днепра
Уже затопили округу…
А кажется – будто по лугу
Я мальчиком бегал вчера.
Я помню, где были ручьи,
Озера, дороги и нивы.
А чибисы плачутся: “Чьи вы?”
Неужто и вправду – ничьи?
Cюда возвращаться всегда
Душе, обратившейся в память, —
Кружить и кружить над волнами,
Как птице, лишенной гнезда.
Лесное молчание
В любимом старом смешанном лесу
Его душа на миг смешалась.
Послышалось:
– Не бойся, я спасу,
И знай – сочувствие – не жалость.
Берёза первая произнесла
Слова отрады беспредельной:
– Ты должен помнить, что душа
Не зла,
А доброты сосуд скудельный.
И к этому добавила сосна:
– В беде мужская честь – опора.
Ты сохранил её – тебя она
Оберегает от позора.
Стояли молча старые дубы,
Но тоже словно убеждали,
Что для мужчин любой удар судьбы —
Пустяк, не стоящий печали.
…Ничто, казалось, не произошло
Среди молчания лесного,
А у него на сердце отлегло,
Душа была на месте снова.
«Увы, снисхождение к людям…»
Увы, снисхождение к людям
Выносят из прожитых лет.
Но все же других не осудим —
Не каждый душою атлет.
И это похоже на жалость,
В которой признаться грешно.
Так что ж тебе, милый, осталось?
Ты знаешь – осталось одно:
Посильно служить добротою
И в жизни, и в честных стихах.
И с этой нелепой чертою
Остаться навек в дураках.
Родословная
От Щека, Хорива и Кия
Да Лыбеди в давней дали —
Представишь: века – да какие! —
Днепровской водой протекли.
Ходили на Русь печенеги,
Грозил половецкий полон.
Из Дикого поля набеги
Неведомых орд и племен.
В ночи от пожаров светало —
Облавой катилась орда.
Казалось, погибель настала,
Но Русь уцелела тогда.
Ордынское иго – до срока,
Про это особая речь…
Потом появилась дорога
На Низ, в Запорожскую Сечь.
И стали казаками предки —
Сторожей на юге страны.
У нас родословные редки,
Но живы дела старины.
Горжусь, россиянин природный,
Что рос в приднепровском селе,
Что жизнью и долей народной
Прикован я к этой земле.
«Там, где стоят над атоллом…»
Там, где стоят над атоллом
Пальмы с корнями в песке,
Легче остаться весёлым,
Проще не сгинуть в тоске.
Там, где над синим заливом
Солнце палит, как в аду,
Легче родиться счастливым,
Проще осилить беду.
Там, где последнего рая
Небо доступно тебе,
Легче, чем здесь, умирая,
Не сожалеть о судьбе.
«Леса в апреле сиротливы…»
Леса в апреле сиротливы —
Не слышно птиц.
И в парке старом
Сегодня, как в предзимье, тихо.
Но к золотым барашкам ивы,
Наполненным пыльцой с нектаром,
Уже летит, жужжа, шмелиха.
Тяжёлый звук, полёт натужный —
Труда извечная примета
Душе проснувшейся по нраву.
И веришь: за весною дружной
Настанет вёдреное лето
И год получится на славу.
(Из Рыльского)
Уже созрели помидоры,
И осень ходит по стерне.
Откуда, к черту, взяться горю,
Ведь сердце юное во мне.
Пылают астры, много света,
Твой взгляд, открытый и простой.
В другой стране я видел это,
Но позабыл давно – в какой.
Печально, что осенним чарам
Придёт конец? Но в этот миг
Баштан желтеет по-над яром,
Курень, как будто сонный, тих.
Плодов под каждой кроной – груда,
И не пугает нас, мой свет,
Последний путь в страну, откуда
Возврата нет… возврата нет.
Скворец
Пересмешник, имитатор всех,
Что в природе встретились, мелодий,
Голову тебе вскружил успех
Жёлчного создателя пародий.
Ты поёшь, забыв, что сердцем чист
Каждый мастер – славный и безвестный.
Тот, кто по натуре пародист,
Не прославлен собственною песней.
Скворушка, в умении твоём
Главное достоинство – лукавость,
Только петь не надо соловьём —
Выдает природная картавость.
(Из Рыльского)
Ласточки летают – крылья просятся,
А Ганнуся любит – что ж, пора.
И волной зелёною возносится
По весне Батыева гора.
Клёны клонит перед мигом таинства,
Голуби на туче – серебром…
Час пробьёт – и мы с землёй расстанемся
Ради жизни в небе голубом.
Пусть планета кружится, проносится,
Как вокруг свечи, игра стара!..
Ласточки летают, крылья просятся.
А Ганнуся плачет – знать, пора.
Характер
Никогда не влюблялся легко и случайно,
Виноват, но в невольных грехах,
Потому и скрывается некая тайна
В откровенных и чистых стихах.
Целомудрие – всё-таки это натура,
А естественность в ней хороша…
К примитивным уловкам плутишки амура
Равнодушна такая душа.
«Люблю глубокой осени цветы…»
Люблю глубокой осени цветы —
Усталую фантазию природы.
В них нет весенней легкой красоты,
Они тяжеловесны и просты,
Жильцы глухой поры плохой погоды.
Завидна доля – не жалеть труда,
Но вопреки судьбе изведать счастье:
Угрюмо ждать – и расцвести тогда,
Когда вступают в силу холода,
И одолеть осеннее ненастье.
Отпуск
В обилии солнце и море,
В умеренных дозах вино.
А было ли счастье и горе? —