Путь смертных - [111]

С этими словами она решительно осушила чашку, давая понять, что с любезностями покончено.

Битти смотрел, как она ставит на блюдце пустую чашку, и тут с ним произошла очередная метаморфоза. Он будто снова стал самим собой – высокомерным, уверенным в себе.

– Я спросил о вашей службе, мисс Фишер, потому что надеялся: вы поймете, что возможностей человеку предоставляется не так уж много. Иногда нам приходится изобретать их самим. Людям нравится во что-то верить, и мне хотелось, чтобы они поверили в меня.

Он сделал глоток из собственной чашки.

– Вы правы. У меня нет ни дяди, ни дома, который я мог бы унаследовать. Все, что у меня есть, я добыл себе сам. Мое происхождение большого значения не имеет. Будущее – вот что по-настоящему важно, а у меня впереди великое будущее. Мине очень повезло, что она его со мной разделит.

– Она ведь интересует вас только из-за ее родства с доктором Симпсоном, верно?

– Давайте смотреть на вещи трезво. Единственная для Мины надежда на замужество – найти кого-то, кто ищет покровительства доктора Симпсона. Ей повезло, что это буду я. Мой дар к медицине может равняться лишь с моими амбициями.

Он наконец открыл свое истинное лицо – и оно оказалось именно таким, как Сара и ожидала. Медик явно понимал, что ему нечего больше бояться последствий своей откровенности – только не со стороны горничной, которая сидела перед ним.

– Кстати о дарах, доктор Битти. Я видела, как вы покупали у Кеннингтона и Дженнерса перчатки. Я решила, что они предназначались в подарок мисс Гриндлей, но сегодня увидела, что они лежат на столе в кабинете. У вас есть другая женщина?

– У меня множество женщин. Думается, Мина должна достаточно реалистично смотреть на вещи, чтобы понимать истинную природу этого брака. Хотя признаю, что эти перчатки принадлежат особе, которой я особенно дорожу.

Сказав это, он улыбнулся странной улыбкой, которая вселила в Сару чувство тревоги.

– Вы, значит, хозяйничали у меня в кабинете, – продолжил он, вставая с кресла. – Быть может, вам стоит пойти поглядеть еще раз, повнимательнее… Поскольку вы кое-что упустили – то, что мне очень хотелось бы показать.

Битти подхватил ее под руку и грубо вздернул на ноги, а потом потащил в кабинет. Там он отпустил девушку возле стола, на котором лежали перчатки.

– Я не единственный, кто скрывает свои истинные намерения. Вы с юным Рейвеном состоите в секретном заговоре, я прав?

Сара ничего на это не ответила. Она искала пути к отступлению, но Битти стоял между ней и дверью.

– Поглядите-ка в шкафу, в том, что у окна.

Сара подошла к шкафу, чувствуя, как сердце в груди выбивает барабанную дробь. Она уже знала, что увидит, распахнув дверцы.

Внутри висел черный плащ французской повитухи.

– Ну что, теперь с вас достаточно ответов? – спросил Битти со страшным спокойствием.

Горничная молча глядела на плащ, делая выводы, раздумывая о последствиях.

– Перчатки – для вас. Мадам Аншу – это вы. Вы убили Роуз Кэмпбелл, потому что она об этом узнала.

– Как и вы, она увидела то, что видеть нельзя. Она, по крайней мере, за мной не шпионила. Я думал, Кэмпбелл спит, и она увидела, как я снимаю свой наряд.

Сара развернулась к нему, посмотрела прямо в глаза.

– Почему вы мне все это рассказываете? Почему показали мне плащ?

– Уверен, даже у горничной хватило бы уже ума догадаться.

Сара сглотнула. В горле у нее пересохло, голос дрожал.

– Вы намерены убить меня, доктор Битти?

– Нет, мисс Фишер, я не намерен вас убивать. Я уже убил вас две минуты назад, когда вы выпили чай.

Глава 58

Рейвен вцепился в дверцу, когда брум делал очередной крутой поворот. Сердце подпрыгнуло в груди, когда он почувствовал, что колеса с одной стороны на какое-то мгновение оторвались от земли, но Уилл подавил в себе порыв крикнуть тщедушному кучеру, чтобы не спешил так. Отделавшись от двух пассажиров из трех, теперь тот гнал с еще большей скоростью, и Рейвен не имел ни малейшей охоты ему в этом препятствовать.

С самого начала интуиция Сары сработала верно. Она же говорила, что от этого человека попахивает ложью. На самом же деле не попахивало – воняло ложью, скрывающейся под ароматами сандала и бергамота. Вовсе не Шилдрейк, а Битти был французской повитухой; Битти узнал Рейвена издалека, когда тот поджидал его в доках; Битти убил Спирса из страха, что кабатчик выдаст его тайну. И это к нему пошла сегодня вечером Сара предъявлять свои обвинения, одна и безо всякого представления о том, насколько он опасен.

Все это Уилл понял в ту самую секунду, как услышал про запах. Он увидел то, что скрывалось под покровом лжи, которым окутал себя Битти, и понял, что за человек был перед ним с самого начала. Спокойствие, с каким он наблюдал чужие страдания, проистекало вовсе не от пережитого им горя. Он и в самом деле ничего не чувствовал. Эта невозмутимость, это превосходное владение собой были следствием отсутствия человеческих чувств.

Рейвен вспомнил, как Джон рассказывал ему о несчастной Джулии, о своей единственной любви, которая умерла за день до свадьбы. Какая ярость была написана на его лице за мгновение до этих откровений, какая неистовая злоба на того, кто осмелился ему противоречить!.. В тот раз Битти справился с собой и в ответ выдал историю, такую трогательную, такую печальную, так ладно скроенную, чтобы отвлечь Уилла от его подозрений. Рейвен вспомнил, как доктор не сразу назвал имя своей возлюбленной, когда он об этом спросил. Конечно, ему требовалось время, чтобы его придумать.