Эта розенберговская теория «купола» была впоследствии развита в настоящую догму. Это – учение о новом миросозерцании; во многом оно остается умышленно индифферентным, предоставляя каждому спасаться на свой лад. Бедное программными положениями, индифферентное в этическом отношении, оно зато универсально в своих притязаниях на господство; в этом отношении распростертый над добром и злом «купол» всеоправдывающего национал-социализма является явным конкурентом единоспасающей церкви.
Гитлер и здесь придал идее форму, приспособленную для масс: «Мы не желаем другого бога, кроме Германии. Что нам нужно, так это фанатизм в вере, надежде и любви к Германии».
Запрещенный партийный съезд
Уход из единого фронта с треском разбил то зеркало, в которое два года самодовольно смотрелись скудные умом патриоты из военных союзов. Для Гитлера это оказалось опаснее, чем уличные драки и срывы собраний. Ему грозило нечто худшее, чем высылка.
Прежде всего он своей позицией поставил в затруднительное положение рейхсвер, который дарил свою материнскую ласку и защиту всем военным союзам и по праву считал их своим детищем. Гитлер по-прежнему не намеревался выступать как самостоятельная сила, по-прежнему считал своей задачей победить с помощью богом данных авторитетов. Но он полагался не на гражданскую власть, а на политическую сознательность рейхсвера и вместе с Ремом изо всех сил старался пробудить эту сознательность. Высшая инстанция, генерал фон Лоссов, не имела определенной политической ориентации. Лоссов ценил все «национальные» тенденции и проводил различие между ними разве лишь в зависимости от степени их покладистости. В этом отношении Гитлер, который любил пролезать вперед, не всегда мог получить высший балл.
На 27 января 1923 г. Гитлер созвал новый партийный съезд, который в противоположность неудачному прошлогоднему съезду должен был стать грандиозным смотром его военных сил. Он стянул своих штурмовиков со всей Баварии и обмундировал их по-новому; в общем, собралось около пяти тысяч человек. Они должны были в военном строю собраться на площади одного из предместий Мюнхена, на так называемом Марсовом поле. Не менее чем в двенадцати залах должны были одновременно состояться массовые митинги. За последние годы Мюнхен видел гораздо более грандиозные манифестации, но то были мирные собрания, в которых царил дух гармонии и благодати под покровительством отцов города. Это же была мобилизация масс, направленная против внутреннего врага, и если по своим размерам она и уступала майской демонстрации социал-демократов, то она была все же опаснее благодаря своему военному характеру.
Съезд должен был состояться 27 и 28 января. Многие опасались путча, так как знали, что в сентябре 1922 г. Гитлер готов был плестись в хвосте путчистской армии. Поэтому уже в ноябре его пригласил к себе министр внутренних дел Швейер и сделал ему серьезное внушение, предложив «не делать глупостей». Гитлер вскочил, ударил себя в грудь и поклялся: «Г-н министр, даю вам честное слово, что никогда в жизни не прибегну к путчу». Министр ответил, что высоко ценит честное слово Гитлера, но движение перерастет Гитлера, если он будет держать свое слово, и поэтому в решительный момент он, Гитлер, все же поплывет по течению.
