Путь наверх, или Слишком красивая и слишком доступная - [10]

— Забудь об этом! Я не курица-наседка! Мне никогда не бывает плохо.

— Но ведь ты все-таки женщина, — не унимался Бульдог.

— В последний раз повторяю: забудь о том, что я женщина! Забудь, и все!

Бульдог сморщился, закрыл машину и поплелся к дому.

— Если ты телохранитель, то, значит, должен охранять меня. Верно?

— Ну и что? — буркнул Бульдог и пропустил меня вперед.

— Ты обиделся?

— Я уже не в том возрасте, чтобы обижаться.

— Странно.

— Что тебе странно?

— Мне казалось, что обижаться можно в любом возрасте.

Мы подошли к беседке и не смогли удержать смеха от увиденного. Полупьяная Юлька, состроив умильное лицо, кормила в умат пьяного Лешика, прикованного наручниками к перилам, давно остывшими шашлыками.

— Это за маму, а это за папу. И за Фому, засранца такого, который даже умереть по-человечески не может, тоже надо скушать.

Лешик жадно хватал нежнейшие кусочки мяса и пил виски из Юлиных рук. Я вытерла выступившие от смеха слезы и подошла к беседке.

— Ну наконец-то, — вздохнула Юлька. — А то он меня уже здесь запарил, напился как скотина! Вылитый братик!

Лешик поднял голову и посмотрел на меня укоризненно:

— Хорошо же ты, Чупа, родственничков встречаешь!

— Да в гробу я таких родственничков видала! — разозлилась я. — Какого черта тебя принесло! Только шума лишнего наделал!

— Может, хоть наручники снимешь?

— Не сниму! Будешь в наручниках сидеть, пока ума не наберешься.

Лешик прищурился и злобно процедил:

— Ты что с моим братом сделала?! Куда ты его дела?! Я давно знал, что ты все к своим рукам прибрать хочешь! Ты уже давно его на тот свет выпроваживала! Подожди, если Фома жив, он этого так не оставит! Он тебе покажет, как живых хоронить!

— Заткнись, придурок! А то до Риги не доедешь! — Подозвав охранника, я сурово сказала: — Закрой его в подвале, чтобы глаза не мозолил. Пусть там отоспится, да не забудь поставить к дверям человека — за ним присматривать нужно.

Охранник подошел к Лешику и расстегнул один наручник.

— Я никуда не пойду! — заорал Лешик.

— Куда ты денешься, — вздохнула я и посмотрела ему вслед.

— Я с тобой еще разберусь! — донеслось из подвального помещения.

— Ты зачем его так напоила? — улыбнувшись, спросила я Юльку.

— Да он, кажется, и сам был не против. Ладно, бог с ним. Ты лучше расскажи, как у тебя дела?

— Фому похоронили, вернее, не Фому, а этого неизвестного мужика. Гостей успокоили. Послушай, Юлька, пойдем в дом, посидим, разожжем камин. Мне хочется на огонь посмотреть.

— Пошли, — обрадовалась Юлька. Затем она внимательно посмотрела на меня и тихо спросила:

— Что-нибудь случилось?

— Пошли в дом, там поговорим.

Обернувшись, я поискала глазами Бульдога:

— Бульдог, разожги нам камин.

Бульдог курил и разговаривал с кем-то по мобильному.

— Бульдог, разожги, пожалуйста, камин, — повторила я громче.

Бульдог убрал трубку от уха и удивленно уставился на меня:

— Я здесь печником не работаю, — отрезал он.

— Что это с ним? — удивилась Юлька.

— Не знаю. Наверное, стриптизерше своей звонит.

Я подозвала охранника и попросила его растопить камин. Когда дрова разгорелись как следует, мы сели напротив и стали смотреть на огонь.

— Что ты хочешь выпить? — поинтересовалась Юлька.

— Не знаю. Что-нибудь покрепче.

— Тогда давай текилу.

— Пойдет.

Юлька разлила текилу по бокалам и спросила:

— Чупа, я слишком хорошо тебя знаю. Что случилось?

— Я беременна.

— Как? — Юлька выпучила глаза и открыла рот.

— Молча. Беременна, и все.

— От кого?

— Ты спрашиваешь то же самое, что и Бульдог. От Фомы, конечно, от кого же еще?

— Но ведь вы уже сто лет вместе не спали?

— Как видишь, бывало.

— И какой срок?

— Почти три месяца. Я сегодня вызывала врача. Чувствую, что-то со мной не так. Плохо мне, понимаешь?

Юлька с минуту помолчала, затем растянула рот до самых ушей и радостно закричала:

— Поздравляю! Ты даже не представляешь, как я рада!

— Ты серьезно?

— Конечно! Я просто счастлива. Чупа, я хочу девочку!

— Ты что, дура! Я послезавтра иду на аборт.

— Почему? — сникла Юлька.

— Потому что мне сейчас ребенок не нужен! Я только-только почувствовала власть и терять ее не собираюсь!

— Да, но ребенок тебе совсем не помешает. Он только утвердит твою власть. В конце концов, это же твоя маленькая частица, твоя кровинка.

— Ага! Что-то ты свою кровинку не рожаешь. А как от Витьки забеременела, так сразу на аборт побежала…

— Во-первых, я на пять лет тебя моложе. А во-вторых, я об этом очень даже сильно жалею. Может, я и хочу теперь забеременеть, да не получается…

— А я не хочу рожать ребенка без отца.

— Ты еще выйдешь замуж, и у твоего ребенка обязательно будет отец.

— Вот я и не хочу, чтобы моего ребенка воспитывал отчим. Знаешь, какое самое сильное воспоминание моего детства?

— Какое?

— Как ко мне приставал мой отчим. Он делал это постоянно, когда мать была на работе.

— А она что, ни о чем не догадывалась?

— Представь себе — нет. Даже если бы я ей это сказала, она бы мне все равно не поверила. Она мне вообще никогда не верила. Знаешь, как это страшно, когда человек, который тебя растит, лезет к тебе в трусы.

Юлька молча смотрела на огонь, а затем еле слышно произнесла:

— Да, ты права, надо делать аборт. Фома давно уже скурился и снюхался. Какой с него генофонд! А деток ты еще заведешь. Ты у нас чертовски красивая.