Путь на Индигирку - [87]

— Вот как все была, — закончил Данилов рассказ обычной своей фразой. — Однако, спать пойдем…

Он отправился в машину к Федору, я вернулся в халупу. Растревоженный разговором, никак не мог заснуть. Только начали закрываться глаза, как Филимонов принялся будить нас. Хозяева, дорожники, матерились, молили господом богом и чертом поскорее убираться вон и не мешать им отдыхать.

Морозный воздух привел нас в чувство. Посветлело. Заря едва пробивалась в черни облаков. Тайга стояла сумрачная, седая от инея, как старинное серебро. Кое-как понатыканные деревья, болотные кочки, похожие на пеньки, прикрытые снегом, бурелом… Залезли в машины и, не мешкая, тронулись в путь.

След дорожников уходил вправо, к «прижимам» скалистого берега реки Неры. Там строилась дорога, в отвесных скалах виднелись черные пасти штолен, пробитых для закладки аммонала. Кое-где, припертые к скалам, стояли высокие лестницы, будто готовился штурм средневекового замка.

Нам надо было сворачивать в другую сторону, на лед Неры. Дорожники, как было условлено с Филимоновым, сделали для нас последнее доброе дело: соорудили временный мост через глубокий овраг, преграждавший путь к Нере. Миновать его — и мы, считай, на льду Неры.

Перед самым мостом водитель резко затормозил.

— Надо взглянуть, — сказал он.

— Пойдем, — согласился Филимонов.

Вместе с ними отправился к мосту и я. Мы прошли по накату нетолстых бревен. От шагов наших бревна «играли», как клавиши.

— Как тут ехать? — спросил водитель, останавливаясь посреди моста.

Впервые я присмотрелся к нему. Крупный, немного обмякший человек, припухшие, наверное, от бессонной ночи, щеки, унылые темные, как переспелая вишня, глаза. Толстые ноги, толстые руки с толстыми, темными от въевшейся грязи пальцами — рукавицы он оставил в кабине.

— Что же ты думаешь делать, как выехать на Неру? — спросил Филимонов, не вступая в спор.

Водитель не ответил, сказал, глядя под ноги в щель между бревен:

— Жидковаты устои…

— Пойдем посмотрим, — с готовностью сказал Филимонов.

Мы спустились под мост. Водитель и Филимонов огляделись.

— Выдержат, — сказал Филимонов.

— Не поеду! — водитель мотнул головой. — Рисковать не хочу. И вы меня не заставите.

— Послушай, — просительным тоном, которого я никак не ждал, произнес Филимонов, — поедем. Прочно стоят, это же видно.

— Не могу рисковать.

— Да какой тут риск? — возразил Филимонов, глаза его засветились улыбкой. — Ну что ты уперся?

— Кого потом судить будут? Вас?

— Меня! — теряя терпение, заорал Филимонов. — Я тебе подписку дам, беру ответственность на себя.

— Ну да, поди потом, разбирайся… — Водитель опять упрямо мотнул головой.

— Послушай, прииски на Индигирке надо срочно открывать, там металл, пойми ты, — сказал Филимонов. — Нужно нам сейчас золото вот так, — он резанул рукавицей по вороту телогрейки. — Каждый просроченный день мы эскадрилью истребителей будем терять. Пойми ты.

— А что мне понимать? Жизнь дороже…

Водитель полез было наверх по откосу оврага.

— Да жизнь тут при чем? — крикнул ему вслед Филимонов.

Водитель остановился, обернулся.

— Обвалится, куда я из кабины денусь?

Мы поднялись наверх, у моста толпились водители с других машин.

— Я под мост встану, — сказал Филимонов. — Влезай в кабину, заводи, я встану под мост. Ну, по рукам, что ли?

— Не поеду!

— Сволочь! — как-то удивленно усмехаясь, сказал Филимонов. — Ну и сволочь!

— А что вы на меня?.. — чуть не плача, заговорил водитель. — Кто вам право дал?.. Мост комиссией не принят… Никакого права…

К Филимонову приблизился невысокий парень в телогрейке и валенках с отвернутыми голенищами. Я узнал Данилова.

— Поедем, однако, — сказал он.

— Доброе утро, Николай, — сказал я, подходя.

— Здарова! — мягко ответил он.

— Твой знакомый? — улыбаясь не свойственной ему доброй улыбкой, сказал Филимонов и сейчас же, приобретая недоступный для простых человеческих чувств деловой вид, жестковато сказал Данилову: — Заводи, я расписку напишу и под мост встану.

— Расписка не нада. Зачем? Мы так поедем. Ты смотрел, сказал можна. Мы с Федором тоже сейчас смотрел. Зачем расписка? Старший водитель, Федор, поедет, я дорога буду показывать.

— Давай, топай, заводи, — сказал Филимонов, казалось, без малейшего чувства благодарности. — Веселей только, времени у нас в обрез. Если вода пойдет, присохнем в пути. Как-никак апрель на дворе. — Он вдруг рассмеялся, пряча в щелочки свои колючие глаза, и оглядел столпившихся вокруг него людей. — Как, братва, у нас говорят: девять месяцев зима, остальное — лето…

Ему ответили смехом, шутками, прибаутками.

XIII

Где-то в конце колонны взревел мотор. Тяжело переваливаясь между кочек, пошла в объезд машина. Филимонов сразу перестал смеяться, зашагал к мосту. На бревнах наката стоял Данилов и, взмахивая руками, показывал Федору, как надо выруливать. Мы столпились по обе стороны дороги, следя за тем, как, выбираясь из кочек, ползет к мосту машина.

Спуск к накату шел по наледи, вода замерзла огромной желтовато-молочной лепешкой с натеками льда. Машина медленно съезжала по льду. Сначала мы даже не заметили, что задние колеса ее намертво прихвачены тормозами и скользят, словно лыжи. Кузов вело то влево, то вправо. Федор отчаянно выкручивал руль туда-сюда, пытаясь подчинить себе движение машины. Данилову, стоявшему на мосту, не было видно, что задние колеса на тормозах, он решил, что Федор неправильно ведет машину, и, взмахивая руками, показывал, куда ехать.