Путь к Заоблачным Вратам. Старинная проза Китая - [4]

Расширялся — не мог не расшириться — и кругозор танского литератора. Благое правление опять позволяло ученому-чиновнику, конфуцианцу по воспитанию и устремлениям, поступить на службу. Обширная страна с трудолюбивым населением нуждалась в его просвещенном попечительстве, и он был готов свою миссию осуществить. Возрождались конфуцианские моральные ценности; даосский уход от жизни, отшельничество больше не были в почете. Свежие веяния не миновали и повествовательную прозу, не сразу, постепенно новые жизненные обстоятельства находили художественное воплощение и на страницах книг.

Высочайшего расцвета достигла в танскую эпоху поэзия, Именно в среде поэтов зародилось движение против бессодержательности искусства. Крупнейший поэт Бо Цзюйи (772–846) вместе со своим другом и сподвижником Юань Чжэнем (779–831) стремились сблизить поэзию с жизнью. Так, герои «Новых народных песен» Бо Цзюйи — старик со сломанной рукой, угольщик, мечтающий о скудной еде, дулинский крестьянин, разоренный налогами, — описаны поэтом с пристальным вниманием к деталям характера; нередко стихотворение превращается в поэтический рассказ с законченным сюжетом.

Нечто подобное наблюдалось и в прозе. Хань Юй (768–824) провозгласил «возврат к древности» в жанре «высокой» эссеистической прозы, которую он пытался обновить и приблизить к требованиям реальной жизни. К тому же стремился и его соратник Лю Цзунъюань (773–819). Они мечтали о ясной, лишенной стилевых украшательств словесности, похожей на творения древних авторов. Требуя от литературы простоты языка, они призывали наполнить ее злободневным содержанием, освободить от искусственных параллельных построений (именно параллелизмы считались едва ли не главным признаком «высокой» прозы). И хотя эти реформы они осуществляли в сфере классической словесности, их отзвук докатился и до новеллы, тем более что как жанр более демократический новелла была «открыта» свежему ветру перемен.

Танская новелла унаследовала от предшествующей прозы тягу к фантастике. Но теперь все чаще сквозь фантастический сюжет проступает реальная жизнь с ее заботами, тяготами, успехами. В новелле Ли Гунцзо «Правитель Нанькэ» ее герой, удалой вояка Фэнь Чуньюй проживает во сне целую жизнь: попадает в чужеземное государство, которое оказывается муравьиным царством, женится на дочери правителя, управляет областью, воюет. Нравы и порядки там — точь-в-точь как в Китае. Фантастика оборачивается сатирой. Не случайно новелла завершается знаменательными словами: «Правда, в истории Чуньюя было много сверхъестественного и, казалось бы, мало похожего на реальные события. Однако для тех, кто захватывает власть, она послужит хорошим уроком… Знатность, богатство и чин высокий, власть и могущество, что крушат государство, с точки зрения мудрого мужа, мало отличны от муравьиной кучи». Перед нами не просто фантастика и не только сатира — это новелла-поучение, в ней отчетливо отразилось одно из главных свойств средневековой китайской словесности: проповеднический пафос.

В классической литературе, в «высоких» ее жанрах почти отсутствовала любовная тема, разве что воспевалась верная жена, эдакая Пенелопа, отвергающая в отсутствие супруга злодейские домогательства бесчестного соблазнителя. Зато в фольклоре любовь, пожалуй, доминировала надо всем прочим. Не случайно в демократической танской новелле любовно-бытовые сюжеты — в числе наиболее популярных. Герои подобных новелл словно бы «дублируют» их авторов: это студенты, готовящиеся стать чиновниками, чиновники, имеющие ученую степень. Писатели лучше всего знали жизнь людей своего круга и ее описывали со всеми проблемами, характерными деталями быта и пр.

Обширная империя требовала все больше чиновников. Молодке и не очень молодые соискатели, сумевшие пройти первые экзамены в уезде и провинции, съезжались на столичные испытания в Чанъань. Город завораживал неопытных провинциалов, многие из которых впервые покинули дом, родные края. Для воспитанного в конфуцианской строгости человека городские нравы представлялись апофеозом распутства. В столице, к примеру, любой мужчина отправлялся в квартал Пинканли и знакомился там с прелестными женщинами, искушенными в музыке, танцах, поэзии, обученными искусству легкой беседы и вовсе не такими уж доступными, как жрицы «древнейшей из профессий» в Европе. Их любовь можно было завоевать, но, за редким исключением, невозможно купить.

Сочувственное описание любви юноши из благородной семьи и девицы из веселого квартала часто составляет сюжет танской новеллы. Весьма любопытна в этом отношении «Повесть о красавице Ли». В ней отсутствует фантастика, не происходит никаких чудес, но невольно возникает ощущение, что и сам автор удивлен своим рассказом. То, что знатный юноша влюбляется в красавицу гетеру, — случай по тем временам вполне обычный. Она как будто отвечает ему взаимностью, но едва у возлюбленного кончаются деньги, которые он на нее же и истратил, бросает его на произвол судьбы. Это — первое испытание, которое юноша преодолевает. Потом его жестоко наказывает родной отец — юноша чудом побеждает смерть; это — второе испытание. Третье испытание ждет его, когда он, соединившись с возлюбленной, начинает по ее воле готовиться к экзаменам и успешно их сдает. Судьба влюбленных устраивается наилучшим образом. Однако характер героини словно бы не до конца ясен автору. Юноша — тот мягок, благороден, честен, а вот девица и прямодушна, и коварна разом, одним словом, певичка из веселого квартала. Не случайно новелла завершается пассажем, в котором автор, не скрывая своего удивления, обращается к читателю: «Вот видите, была ведь когда-то гетерой, а стала женой, да еще какого образцового поведения. Даже самые добродетельные женщины прежних времен и те не могли бы сравниться с ней! Как же тут не восхищаться!»