Путь к себе - [4]

— Да куда тебе столько? — изумилась продавщица.

— Надо, стало быть, могу я купить на свои деньги, что мне надобно, — ощетинилась краснорожая и полезла за пазуху «за своими деньгами», днако все же сочла необходимым добавить:

— Может, у меня гости…

— Что ж они у тебя год не мылись, что ли? — сострил подошедший парень.

— Я посмотрю, где ты завтра мыться будешь, — огрызнулась тетка, все еще придирчиво оглядывая прилавок, хотя продавщица сказала, что больше ничего не отпустит: день воскресный, товар не посту пает, а до вечера еще торговать и торговать.

— Торговать… Эх!.. Ничем ты скоро торговать не будешь, — пробурчала тетка и вдруг, перегнувшись через прилавок, выпалила:

— Война началась, девка… Верно говорю, скоро сами узнаете…

Несносная эта тетка разрушила мою безмятежность и, хотя парень и продавщица наперебой уверяли друг друга, что тетка «брешет», что никакой войны быть не может, раз «пакт подписан», прежнее настроение не возвращалось, и я все никак не могла отрешиться от теткиных слов.

На скамейке возле дачи сидел брат хозяйки, недавно демобилизованный пограничник. Проходя мимо него, я неожиданно для самой себя не выдержала и брякнула:

— А тетка в магазине сказала, что война началась, врет, конечно…

— Кто его знает… — ответил хозяйкин брат, глядя в сторону.

Поразительно, как быстро распространяются слухи: к моменту, когда радио подтвердило известие официально, в продмаге торговать было уже нечем.

* * *

Большие глобальные события всегда нерасторжимы с мелкими, сугубо личными, ломают привычный ход вещей. В этой хорошо известной теоретической истине мне не раз приходилось убеждаться на практике.

* * *

Прошло не более трех часов с момента объявления по радио войны, а все изменилось в дачном поселке. Еще вчера хозяева дачи были всецело поглощены своими грядками и клумбами — к одной из них, где произрастали редкие пионы, разрешалось подходить не ближе, чем на полметра, а сегодня роскошные пионы были безжалостно расплющены колесами полуторки, на которую в спешке грузили вещи. И с других дач машины, груженные домашним скарбом, одна за другой уже потянулись в город. Мы с Луизой смотрели им вслед, однако сами пока, уступая просьбам хозяйки, — все-таки спокойней, когда дом под присмотром, — решили не трогаться с места.

Проститься с хозяевами пришел комендант поселка, инвалид гражданской войны, пустился было в воспоминания о минувших боях и походах, но его оборвали — шофер спешил, и тогда, обидевшись, он заявил, что раз война, ночью в поселке необходимо дежурить, и сегодня с 12 до 4 их черед.

Чтобы не слушать жалоб Луизы, страшащейся и войны, и потери уроков (кто теперь будет изучать немецкий?), я отправилась побродить по поселку. Но не успела пройти и сотни метров, как передо мной возник наш пес Джек, умильно завилял обрубком хвоста и тявкнул. Джека называли «почти что доберман пинчер». Он был и окраской, и экстерьером «в породу», но роста вдвое ниже положенного и ужасный шляла. Как ни старалась, я не могла отучить его от бродяжнических наклонностей, поэтому ничуть не удивилась, когда пес снова пропал. Однако через минуту он снова появился и снова затявкал, как бы приглашая следовать за собой. Я пошла, но пес снова исчез. Так продолжалось несколько раз, пока вдруг не раздался его оглушительный лай, и в сопровождении собаки появился Адька. Оказывается, он потерял наш адрес, и уже два часа бродил по поселку, заглядывая за чужие заборы, пока его не отыскал проявивший чудеса собачьего интеллекта верный Джек.

На даче Луиза без конца расспрашивала, а Адька взахлеб рассказывал о последних событиях: уже вовсю идет мобилизация, и он успел побывать в военкомате и куда-то записаться, так что есть надежда, что, несмотря на несовершеннолетие, его возьмут добровольцем, на запад сплошным потоком идут военные эшелоны, а в пристанционном лесочке полно зениток. В заключение Адька выпалил полные патриотического порыва стихи собственного сочинения, привалился к печурке и заснул.

Задолго до полуночи Луиза стала собираться на дежурство. Она долго искала подходящее «оружие» и, наконец, обнаружила старую лопату. С моей помощью она была превращена в увесистую дубину с грозно торчащими гвоздями, оставшимися после отрыва собственно лопаты. Эти вызывающе торчащие гвозди, действительно, придавали палке очень воинственный вид, и Луиза заметно приободрилась. Ровно без пяти двенадцать «военный патруль» в составе Луизы, меня и Джека (на поводке) был на объекте — центральной просеке поселка.

Стояла тишайшая тишь. Над полем колыхалось волнистое облако — это земля возвращала накопленное за день тепло. И такая кроткая умиротворенность была разлита повсюду, что сама мысль о том, что где-то рвутся снаряды, стонут и гибнут люди, казалась просто нелепостью.

Начитавшаяся детективов Луиза «не впускала в себя расслабленности» и напряженно вглядывалась вдаль, а я предалась мечтам. Я представила себе, что война уже кончилась, а может, и вовсе не начиналась — бывают же ошибки! И, конечно, не было ареста мамы, и мы снова вместе. Папка хохочет и по обыкновению всех разыгрывает, а мама в необыкновенно красивом золотистом платье… Тут я попыталась представить себе это платье, но никак не могла «согласовать» его во всех деталях: то рукав не соответствовал вырезу, то не нравилась длина…