Путь к рассвету - [22]

— Но лишь Дома могут быть фундаментом вашей власти, Первый Министр. И когда рушится фундамент…

— К чему мне беспокоиться о том, что творится у меня под ногами, когда Судьба призывает меня шествовать среди звезд?

Лионэ облокотился на стул, не садясь в него, и покачал головой.

— Безумие, — пробормотал он про себя, не слышно для Дурлы.

Но Дурла тем временем изучал его пристальным взглядом, словно мелкий хищник, примеривающийся к крупной добыче, прикидывая, сможет ли он совладать с ней.

— Я не забыл, что ты так и не пояснил мне свои слова, министр. Так кто сейчас, по твоему мнению, властвует на Приме Центавра?

К Лионэ уже вернулось самообладание.

— Конечно, вы, Премьер-министр. Сомнений в этом ни у кого быть не может.

— Теперь ты пытаешься спрятаться от меня за словесным барьером. Что это значит, Лионэ?

— Вы не любите откровенных разговоров, Первый Министр.

В офисе воцарилась могильная тишина. Нарушил ее Дурла.

— Лионэ… Если оглянуться назад, мы всегда были вместе. Но не стоит думать, что если мы долго были вместе, то от этого могла ослабнуть моя решимость или способность делать то, что я считаю нужным, даже если кто-то выступает против моих решений. И не стоит думать, что если ты стоишь во главе Пионеров Центавра, то значит, твоя власть может сравниться с моей. Если потребуется, я просто прикажу военным убить их, всех до единого. И улицы Примы Центавра превратятся в реки крови, пролитой твоими драгоценными Пионерами, и их родители возопят от горя, но и только. Жизнь будет продолжаться.

— Вы этого не сделаете, — сказал Лионэ.

На лице у Дурлы появилась слабая тень улыбки.

Двери резко распахнулись, и вошел центаврианин, которого вполне можно было бы назвать богатырем. По крайней мере, за всю свою жизнь Лионэ не видел никого, кто более соответствовал бы этому понятию. В дверях ему пришлось задержаться и слегка повернуться боком, потому что иначе он не пролезал в дверной проем. Подобно пышущей жаром звезде, он, казалось, излучал вокруг себя незамутненную харизматическую энергию. Шея у него была такой толщины, что голова, казалось, вырастала прямо из торса. Более того, он подрезал свои зубы так, что острия клыков прорисовывались под его верхней губой.

— Министр… Вы, должно быть, помните Генерала Рийса. Он осуществлял надзор за ходом строительства на многих наших новых объектах в разных уголках галактики. И великолепно проявил себя как военачальник во время ударов по Мипасу и другим мирам. Генерал, рад видеть вас.

Генерал Рийс низко поклонился. Но при этом не сводил глаз с Кастига Лионэ.

— Генерал, — сказал Дурла словно невзначай, будто обсуждая с собеседником, какая нынче погода, — будьте любезны, окажите мне услугу, если не возражаете.

— Все, что угодно, Первый Министр.

— Меч, который висит у вас на поясе… он чисто церемониальный?

— Он предназначен для использования во время церемоний, но лезвие его смертоносно, Первый Министр.

— Хорошо. Прошу вас вынуть его из ножен и отрубить голову Министру Лионэ, если его следующий ответ не удовлетворит меня.

Лионэ начал было смеяться, но смех застрял в его горле, когда раздался звук отполированного до блеска металла, извлекаемого из ножен, и Министр вдруг обнаружил, что клинок приставлен прямо к его горлу. Рийс исполнил все это стремительно и с решимостью, не оставлявшей ни малейшего намека на какие-либо сомнения.

— Вы… Вы сошли с ума, — прошептал Лионэ. И задохнулся, поскольку лезвие слегка надавило на его шею, и этого оказалось достаточно, чтобы струйка крови начала стекать по ней. На белом воротнике его мундира появилось небольшое пятнышко светло-красной жидкости… крови… его крови…

— Посмотрите мне в глаза, Лионэ, — приказал Дурла. Та степень спокойствия, с которой это было произнесено, ужаснула Министра. Он обнаружил, что больше не в силах заставить себя смотреть куда-либо еще, кроме как в глаза Дурле. — Я сразу увижу, если вы попробуете солгать мне. Я стал очень восприимчив к попыткам проявить двуличие. Нельзя добиться в жизни такого положения, как мое, не приобретя эту способность. Попробуйте солгать, и я сразу пойму это. А теперь ответьте мне: Кто по-вашему является истинным властителем Примы Центавра?

— Вы.

— Ах, ах, ах, — сварливо сказал Дурла, и Рийс, без дополнительных напоминаний, еще чуточку сильнее нажал на лезвие своего меча, прижатого к горлу Лионэ. Министр вновь задержал дыхание и замер, напрягшись, поскольку шевельнись он хоть немного, и лезвие, острое, как бритва, само вонзилось бы в глубину его горла. — Думаете, я шучу? Нет, нисколько. Я вообще не шучу. Никогда. Даю вам последний шанс, Министр: кто является сейчас истинным властителем Примы Центавра?

По правде говоря, Дурла ожидал, что Лионэ сейчас назовет императора. Дурла вполне отдавал себе отчет, что оставались еще такие тугодумы, которые упорно верили, будто Лондо Моллари по-прежнему имеет какой-то вес в каких-то делах на Приме Центавра, и даже если не он решает, что надо делать, то по крайней мере от него зависит, как это будет сделано. На самом деле те, кто так считал, конечно, не понимали текущий момент. Они жили прошлым. И по правде говоря, Дурла, пожалуй, был бы удивлен, если бы оказалось, что к числу этих немногих пережитков прошлого относится и Лионэ, но ведь все возможно.