Путь Инкуба - [20]

Великие леса Лилеатанира горели, как факелы, в его богатом кислородом воздухе. Вдали, над южным и восточным горизонтом, небо продолжало озарять зловещее свечение отдаленных пожаров. На протяжении всего похода они видели эти огни, но те регионы, через которые они проходили, были уже мертвы и остывали. Во многих местах все еще вздымались задевающие облака стволы могучих деревьев, словно города из почерневших башен, в других яростные подземные толчки с корнями выворотили сотни лесных гигантов, превратив леса в непроходимые лабиринты из обугленной древесины. На всем лежали толстые наносы серого пепла, заглушая любые звуки, и каждый шаг поднимал в воздух удушливые облака. Периодически путникам приходилось огибать трясущиеся разломы в земле или медлительные потоки лавы, ползущие от множества молодых вулканов, поднимающихся по всему миру.

На одиннадцатый день они встретили других выживших. Это были члены болотных кланов, которые прятались в подземных оплотах, пока дрожь земли не выгнала их на поверхность, и мир предстал перед ними преображенным. Дни переходили в недели, и они находили других уцелевших, или те находили их. Поодиночке или малыми группами, день за днем они присоединялись к их походу — шокированные, смятенные, все более и более истощенные. Клан озер принимал их всех и заботился о них, как только мог, хотя у них осталось совсем немного драгоценных припасов. Помимо неоскудевающего притока выживших собратьев, они не встречали на своем пути практически никаких иных живых существ — все создания, способные передвигаться, давно уже сбежали, а кости остальных присоединились к черным погребальным кострам выгоревших лесов.

Во время катастрофы небеса скрылись под толстым слоем зловещих туч, и температура уже начала падать. Солнце теперь было видно только на закате и рассвете, выглядело оно красным и распухшим и лишь ненадолго появлялось из-под сплошного покрывала облаков. Поначалу холод смягчался за счет неспособного уйти сквозь тучи тепла от лесных пожаров и вулканов, которое создавало пагубные, пахнущие костром ветра, но теперь огонь отступил на юг и на запад и больше не согревал путников. Через три недели после начала похода утренняя роса осела инеем, принеся долгожданное облегчение от вездесущего пепла. Примерно с сорокового дня они стали временами видеть снег. Это были настоящие кристаллы замерзшей воды, совершенно непохожие на хлопья оседающего пепла, которые стали привычной деталью их ежедневных невзгод. Через несколько ночей начали умирать первые путешественники: пробирающая до костей стужа и постоянное недоедание взимали свою дань. Дорогу на север теперь отмечали маленькие одинокие пирамиды из камней, наваленных над телами тех, кто погиб за ночь.

Некоторые забросили путешествие, откололись и ушли искать свой собственный путь и бороться за новую жизнь с миром, который столь внезапно обернулся их врагом. На смену им приходили новые, и их становилось все больше, пока наконец тоненький ручеек жителей озер не превратился в смешанный поток многих кланов, а затем в целое море выживших племен Лилеатанира. Большую часть путников, судя по всему, вело желание держаться вместе и убедиться, что они по-прежнему часть чего-то большего. Все жаждали понять, что произошло с их миром. Некоторые хотели отыскать способ отомстить тем, кто был в этом повинен. В определенный момент их странствие стало больше походить на паломничество, в котором обычно разрозненные кланы Лилеатанира объединились против общего врага. И вот тогда Сардон начала ощущать страх.

Сардон, разумеется, верила, что путешествие обрело более возвышенное значение для ее народа, но с течением недель она все больше и больше боялась того, что могла обнаружить в священной горе. Она по-прежнему чувствовала связь с мировым духом, витающую где-то на краю ее сознания. Присутствие, которое она ощущала с самого детства, но не такое, каким она его помнила. Совокупная сущность мирового духа имела множество различных аспектов; он мог быть игривым, заботливым, охраняющим, мудрым, но в любом случае его присутствие было благим и служило для всех постоянным источником радости и уверенности. Теперь все изменилось. На задворках ее разума бурлила и извивалась змеей примитивная ярость — свирепая, негативная, разрушительная, внушающая ужас. Все экзодиты чувствовали эту перемену, но никто не отваживался заговорить о ней. Все они лишь смотрели на Сардон умоляющими глазами, как будто она каким-то чудесным образом могла излечить неизлечимое и вернуть мир на прежний путь.

Бремя на ее душе становилось тяжелее с каждым шагом к цели. Когда на горизонте показалась священная гора, многие пилигримы начали петь и танцевать, с нетерпением ожидая конца путешествия. Сардон не радовалась вместе с ними, ибо ей казалось, что это странствие было только началом.

Лил'эш Эльдан Ай'Мораи был воистину титаническим пиком. Его плоская верхушка обычно была окутана слоем облаков, из которого по склонам стекали опоясанные радугами водопады и искрящиеся ручьи. Теперь гора выглядела такой же холодной и мерзлой, как и мертвые леса у подножья, и похожие на плесень снежные наносы уродовали ее неровный каменный лик, словно проказа. Ярость земли оставила в горе множество черных рваных провалов. Из них поднимались испарения, как будто внутри гнездилась целая стая драконов. Мировой Храм находился в самых корнях горы, надежно защищенный сотнями метров твердой породы. Он не имел никакой физической связи с окружающим миром, поэтому до него можно было добраться лишь по самым тайным из призрачных троп. Раньше Сардон отваживалась надеяться, что Мировой Храм по-прежнему недостижим, но, глядя на изломанную гору, она с гнетущим чувством неизбежности поняла, что сквозь один из этих провалов можно будет пробраться внутрь.