Путь Феникса. Тайны забытой цивилизации - [9]

Рассмотрим для примера аналогию с культурой майя. Мы признаем эту культуру утраченной потому, что города были обнаружены в джунглях заброшенными и давно необитаемыми. Но представим, что в этих краях через несколько столетий образовалась другая культура, и ее носители заняли города майи, перестроили в своих целях их пирамиды и храмы, по-своему использовали их загадочные письмена. При таких условиях, вполне возможно, культурная перемена не оставила бы почти никаких следов, а полученные исследователями результаты дали бы пищу для всякого рода непроверенных гипотез. Поэтому египтологам следовало бы сопротивляться их инстинктивному непринятию вышеприведенного сценария и быть готовыми к проблеме возможного пересмотра того, что они считают установленным. Они, например, считают, что все пирамиды строились как усыпальницы фараонов и членов их семей. Между тем подобное упрощение заставляет проигнорировать ряд особенностей гигантских пирамид 4-й династии, заставляющих предполагать, что это не обязательно так. Слишком большое значение придается имени Хеопса, найденному в самой неисследованной части Великой пирамиды. Но сделана ли надпись действительно ремесленником того времени, или это — подделка, совершенная каким-то англичанином в XIX в.? Вопрос этот не так прост, как может показаться. Кроме того, я собираюсь в свое время продемонстрировать, что суть египетской религии и мифологии противоречит концепции о пирамидах как усыпальницах; они на деле могли служить совсем иным целям.

К слову о письменности

У египтологов могут быть и другие возражения против моего сценария. Для оценки их аргументов мне хотелось бы ввести собственный термин — аргументы в стиле АПОП, т. е. «аргументы с позиции обычных предубеждений». Мне кажется уместным отметить, что это выражение созвучно имени Апеп (в египетской мифологии — злонравная змея, атакующая бога Солнца). Подобные аргументы можно, например, найти у египтолога Роберта Чадвика, который в 1996 г. подверг резкой критике концепцию Джильберта и Бьювела относительно соответствия расположения пирамид расположению определенных звезд в 10 450 г. до н. э.:

«В 11 тысячелетии до н. э. египтяне еще не жили в городах и не сделали даже первых шагов в выращивании культурных растений и в одомашнивании животных. И все же авторы настаивают, что на этой ранней стадии у египтян уже имелись необходимые средства для записи астрономических наблюдений».

Нельзя не возразить автору. Прежде всего представление о том, будто для такой развитой неолитической культуры существовала необходимость записывать данные о движении звезд, что предполагает существование письменности. С первого взгляда может показаться, что Чадвик попал в точку, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что его доводы небезупречны. Во-первых, отсутствие доказательств существования письменности — еще не доказательство ее отсутствия. Письменность тогда в принципе могла существовать. В некоторых древнеегипетских текстах говорится о древнейшем письме — записях на шкурах животных. Однако в отличие от надписей на камне такого рода записи были куда менее долговечными.

Современному человеку трудно себе представить бесписьменную культуру, а тем более развитие науки без посредства письменности. И все же некоторые древние империи успешно существовали без письменности, например государства тивананканов (?) или инков в Южной Америке. О тивананканах известно, что они создали удивительно эффективную систему сельского хозяйства и умели добиваться необыкновенно высокого уровня плодородия почвы. Управление в стране и даже в более обширной империи инков велось без каких-либо записей.

А можно ли утверждать, что научные открытия опираются целиком на письменность? Принято считать, что так и есть. Однако профессор неврологии и исследователь мышления С. Линкер в книге «Речевой инстинкт» (1995) показал, что немало открытий в науке были сделаны в большей мере благодаря образному мышлению, нежели письменному языку. По его словам, «наиболее известный пример в этом роде — Альберт Эйнштейн, который пришел к некоторым из открытий, представляя, что он движется по световому лучу, оглядываясь при этом на часы, или бросает монетку стоя в стремительно опускающемся лифте». Он писал: «Словесные понятия и знаки приходят на помощь во вторую очередь, когда ассоциативная игра ума уже совершила свою работу и ее можно сознательно воспроизвести». Пинкер также ссылается на примеры М. Фарадея, Дж· Максвелла, Н. Теслы, Э. Лоренса и других, которым их научные идеи «являлись в виде образов».

Некоторые исследования последнего времени показали, по свидетельству того же автора, что человеческое мышление пользуется символами в большей мере, чем словами. Поэтому нет необходимости считать, что научное знание может существовать лишь в письменной форме. Между тем многие нынешние историки продолжают исходить именно из этого критерия при разграничении истории и предыстории, цивилизации и доцивилизации. Итак, доводы Чадвика в споре с Бьювелом основываются наложной посылке, будто бы письменность — главнейший признак интеллектуального прогресса. Однако около миллиарда клеток человеческого мозга не нуждаются в искусственной письменной системе как в непременном условии своего правильного функционирования. С нашей стороны слишком самонадеянно полагать, будто доисторические народы не использовали все скрытые возможности человеческого мозга, чтобы формулировать научные идеи.