Путь Дзэн - [54]

Поскольку я стараюсь забыть о белой обезьяне, я остаюсь в ситуации «двойной мысли», где «делай» означает «не делай» — и наоборот. «Да» подразумевает «нет», а «вкл.» — «выкл.». Тут приходит Дзэн и спрашивает: «Если вы не можете удержаться от мысли о белой обезьяне, вы что, вспоминаете о ней специально?» Иными словами, имею ли я намерение иметь намерение; нарочно ли веду я себя нелепо? Тогда я вдруг понимаю, что само мое намерение — спонтанно; что мое контролирующее я — «эго» — представляет собой творение моего неконтролируемого или естественного я. В этот миг всем уловкам «эго» приходит конец: оно исчезает, попав в свои собственные сети. Я вижу, что не быть спонтанным просто невозможно. Ведь то действие, от которого я не могу удержаться, я выполняю спонтанно, а поскольку в то же самое время я пытаюсь его контролировать, постольку отношусь к нему как к выполненному по желанию. Как сказал бы мастер Дзэн, «теперь вам не остается ничего иного, как хорошенько посмеяться».

В этот миг изменяется вся система ума, и я оказываюсь в каком-то новом мире, но почему-то ясно ощущаю, что был в нем всегда. Стоит мне осознать, что мое умышленное и целенаправленное действие происходит спонтанно, «само собой», так же, как дыхание, ощущение или восприятие на слух, я тут же разрываю замкнутый круг усилий быть естественным. Никакого противоречия больше нет: сама «попытка» и есть естественность. Исчезает чувство принужденности, скованности и «задавленности». Выходит, что я был увлечен схваткой, в которой одна моя рука сражалась с другой, и совсем забыл, что обе руки принадлежат мне. Преграда спонтанному действию рухнула, когда обнаружилось, что усилия ни к чему. Как мы видим, открытие, что и произвольные, и непроизвольные действия ума происходят одинаково спонтанно, может быстро положить конец фиксированному дуализму между умом и миром, познающим и познаваемым. Новый мир, в который я попадаю, насквозь прозрачен благодаря своей свободе от запретов. Кажется, что я сам стал как бы пустым пространством, в котором все и происходит.

В этом и состоит смысл таких часто повторяемых утверждений как: «все существа с самого начала находятся в нирване», «всякий дуализм — ложная выдумка» «обычное сознание и есть Дао», так что нечего и стремиться к гармонии с ним. Говоря словами Чжэн-Дао-ке:

Как безоблачное небо, Дао не имеет

границ,

И все же оно здесь, над нами, глубокое и

чистое.

Стремясь найти его, ты его не увидишь.

За него нельзя ухватиться,

Но и потерять его невозможно.

Не будучи способным достичь его, — ты

его достигаешь.

Когда ты молчишь — оно говорит.

Когда ты говоришь — оно молчит.

Высокие ворота широко открыты для

раздачи подаяний,

И на пути к ним нет толпы.

Постигнув это в момент своего сатори, Хакуин воскликнул: «Как чудесно! Как чудесно! Нет ни рождения-и-смерти, от которых нужно бежать, ни высшего знания, к которому нужно стремиться!»[70]. Или, как сказал Сян-ен:

От одного удара я позабыл все, что знал.

Нет нужды в надуманной дисциплине.

Ведь куда бы я ни шел, я проявляю

вечный Путь.

Как парадоксально это ни звучит, но нет ничего искусственней, чем понятие искусственности. Как ни старайся, сопротивляться спонтанному Дао так же невозможно, как жить в каком-то ином времени, чем «сейчас», или в каком-то ином месте, чем «здесь». Когда один монах спросил Банкея, что он думает о самовоспитании как о средстве достижения сатори, наставник ответил: «Сатори противостоит заблуждению. Так как каждый человек представляет собой субстанцию Будды, — (в действительности) нет ни единой точки заблуждений. Чего же в таком случае можно достичь путем сатори?» [71]

Человек, который понял, что невозможно отступить от Дао, становится беззаботным, подобно герою стихотворения Сюань-чэ, который:

Не бежит ложных мыслей и не

стремится к истинным,

Ибо неведение и есть природа Будды.

А это призрачное, непостоянное, пустое

тело и есть Дхармакайя. [21]

Человек перестает стараться быть естественным, когда понимает, что в этом нет нужды, — и тогда в неожиданный момент эта естественность приходит сама собой. Наставники Дзэн часто вызывают это состояние с помощью особого приема: не отвечая на вопрос ученика, они ждут, пока тот отвернется, и когда он уже готов уйти, вдруг окликают его по имени; он, естественно, оборачивается: «Да?» — а учитель восклицает: «Вот оно!»

Западному читателю может показаться, что все это — нечто вроде пантеизма, попытки снять противоречия с помощью утверждения, что «все есть Бог». Но с точки зрения Дзэн такой подход как раз и далек от подлинной естественности, ибо нуждается в специально созданной теории — «все есть Бог» или «все есть Дао». Дзэн упраздняет эту искусственную теорию, показывая, что она так же излишня, как и все прочее. Человек не достигнет спонтанной жизни тем, что будет повторять какие-то мысли и утверждения. Он достигнет ее, когда осознает, что все эти способы ни к чему. Все средства и способы реализации Дао Дзэн называет «ногами змеи» — т. е. совершенно лишними приспособлениями.

Строгому рационалисту, конечно, может показаться, что вывод, к которому мы пришли, есть чистый абсурд, — что отчасти и верно. С буддийской точки зрения реальность как таковая не обладает смыслом, ибо не является знаком, указывающим на нечто вне себя. Соприкоснуться с реальностью — с «таковостью» — значит выйти за рамки