Путь через равнину - [31]

Когда они вернулись на стоянку, Джондалар принялся зачищать медвежьи когти и клыки, пока Эйла навьючивала Уинни. Затем она прислонилась к кобыле, погладила ее, чувствуя приятное тепло. Вдруг она заметила, что Волк притащил еще одну гниющую кость. На этот раз он держался подальше от площадки и играл со своей находкой, иногда поглядывая на женщину, но не пытаясь принести добычу ей.

— Волк! Иди сюда, Волк! — позвала она. Он бросил кость и подошел к ней.

— Думаю, пора научиться кое-чему новому, — сказала она. Она хотела, чтобы Волк оставался там, где она указала, куда бы она ни пошла. Эйла чувствовала, как важно обучить его выполнению этой команды, но боялась, что этому придется учить долго. Помня о том, как воспринимают их люди, и ответную реакцию Волка, она волновалась, что он может увязаться за «другой стаей». Эйла как-то обещала Талуту, что сама убьет зверя, если тот тронет кого-либо в Львином стойбище, и она до сих пор чувствовала себя ответственной за поведение хищника, которого она привела к людям. Кроме того, она волновалась за его безопасность. Его появление немедленно вызывало защитную реакцию, и она боялась, что какой-нибудь охотник, испугавшись, может убить это странное животное, прежде чем она сумеет помешать этому.

Сначала она решила привязать его к дереву, приказать оставаться на месте и затем уйти самой. Но первая попытка не удалась, так как Волк легко выскользнул из слишком слабо затянутой веревки. Она завязала веревку потуже, беспокоясь, не задохнется ли он. Как она и ожидала, он начал прыгать, выть и визжать, едва она начала удаляться от него. С расстояния в несколько ярдов она знаками и словами уговаривала его оставаться на месте.

Наконец, когда он уселся, она подошла и похвалила его. Эйла сделала еще несколько попыток, но тут заметила, что Джондалар уже готов, и решила освободить Волка. На первый раз было достаточно. Но узлы затянулись, поскольку Волк пытался освободиться от веревки, так что развязать ее было трудно. Надо было сделать так, чтобы петля была не слишком тугой и не слишком свободной…

— Неужели ты думаешь, что приучишь его не пугать незнакомцев? — спросил Джондалар, наблюдавший первые неудачные попытки. — Разве не ты говорила мне, что волки не должны доверять другим? Как ты можешь научить его тому, что противно его натуре?

Он сел на Удальца; Эйла сняла с Волка веревку и затем сама оседлала Уинни.

— А разве естественно то, что ты едешь на спине этой лошади? — спросила она. — Разве это ей нравится?

— Ну, это не одно и то же. Лошади едят траву, а не мясо, да и по природе они более покладисты. Когда они видят чужака или нечто пугающее их, они убегают. Иногда один жеребец может сражаться с другим, но Удалец и Уинни избегают странных ситуаций. Волк же обороняется. Он готов драться.

— Если бы мы убегали, то и он убегал бы. Он обороняется, потому что защищает нас. Да, он ест мясо и он мог убить человека, но не сделал же этого. И не думаю, что сможет, если, конечно, не будет прямой угрозы. Животные, как и люди, способны обучаться. Не в обычае волков воспринимать лошадей и людей как свою стаю. Уинни, например, ни за что не обучилась бы таким вещам, будь она с другими лошадьми. Естественно ли для лошади считать волка другом? А у нее другом был даже пещерный лев. Разве это естественно?

— Возможно, нет, — ответил Джондалар, — но я был обеспокоен, когда на Летнем Сходе появился Бэби и ты на Уинни поехала прямо к нему. Разве ты могла знать, что он помнит тебя? Или Уинни? Или Уинни помнит его?

— Они выросли вместе. Вэбхья… я имею в виду Бэби… Слово, которое она употребляла, означало «малыш», но звучало оно совсем по-другому, не похоже на тот язык, на котором говорили Джондалар и Эйла. Звучание было грубым, горловым, исходящим как бы из гортани. Джондалар не мог бы повторить его даже приблизительно: это было одно из относительно редких слов с гласными из языка Клана. Он мог лишь узнать это слово, поскольку она часто употребляла его. Когда Джондалар упомянул льва, которого Эйла воспитала в пещере, он использовал перевод имени, так как Эйла сразу переводила слова языка Клана, если ей приходилось употреблять их. Но его всегда поражало, что гигантского пещерного льва назвали Малышом.

— Бэби был котенком, когда я нашла его, ребеночком. Сосунком. Его сбил с ног пробегавший мимо олень, почти убил. Вот почему мать оставила его. Для Уинни он тоже был ребенком. Она помогала мне заботиться о нем. Было очень забавно, когда они играли вместе, особенно тогда, когда Бэби пытался поймать хвост Уинни. Я даже заметила, что иногда она специально размахивала перед ним хвостом. Или они хватали шкуру и пытались вырвать ее друг у друга. Они испортили столько шкур, но это было невероятно смешно. Выражение лица Эйлы омрачилось.

— До тех пор я никогда не хохотала. Народ Клана не умеет хохотать. Им не нравятся излишние звуки, а громкие возгласы обозначают предупреждение. А это выражение лица, когда при улыбке приоткрываются зубы? Для них это обозначало, что они чем-то обеспокоены, защищаются или даже угрожают. Для них это был плохой знак. Когда я была маленькой, им не нравилась моя улыбка или смех, и я долго училась, чтобы не делать этого.