Путь Арсения - [23]

На другой день Михаил Фрунзе под усиленным конвоем был отправлен в город Владимир в знаменитый «Владимирский централ». По дороге на станцию за конвоем шла огромная толпа рабочих.

— Арсений, мы тебя не забудем. Не падай духом!

— Убийцы, душегубы! — раздавались крики по адресу палачей.

Лицом к лицу

Михаила ввели в большую комнату. Сквозь тяжелую железную решетку единственного окна, в которое виден лишь выступ тюремной стены, чуть-чуть сочится свет. В комнате как бы повис густой серый полумрак.

У окна, спиной к Михаилу, стоял грузный мужчина в военной форме. За небольшим письменным столом сидел еще военный, узкоплечий, с коротко подстриженной бородкой и острыми, колючими глазами; его Михаил сразу признал, хотя и не встречал раньше. Он так много слышал об этом человеке с бородкой от других заключенных, что ошибиться не мог. Это был следователь военной прокуратуры по важнейшим делам.

Следователь не сводил с Михаила колючих глаз. Так прошла минута. Михаил молча, переминаясь с ноги на ногу, ожидал начала допроса.

— Простите, молодой человек, я не предложил вам сесть, — промолвил, наконец, следователь и любезно улыбнулся, * показывая золотые зубы.

Михаил пододвинул стул и сел спиной к окну.

— Пожалуйста, поверните стул и сядьте сюда, — все так же любезно улыбаясь, попросил следователь. Михаил исполнил эту просьбу. Теперь свет из окна падал ему на лицо.

— Вы господин Арсеньев? Кажется, так вы изволили себя назвать на предварительном допросе?

— Борис Тачапский, — сухо ответил Михаил.

— Странно. Однако резрешите, я запишу, — следователь быстро написал строку на чистом листе бумаги.

Стоявший у окна грузный военный не повернулся. Он так внимательно всматривался сквозь решетку в кирпичный выступ стены, точно увидел на нем что-то особенное, привлекшее его внимание.

— Вы образованный, интеллигентный человек, господин Тачапский, — снова начал следователь. — Я думаю, вы поможете нам привести ваше дело к скорому окончанию. Это лучше для вас и для нас, — снова улыбнулся он с таким видом, точно готов был дружески похлопать Михаила по плечу. — Какой смысл вам запутывать следствие и укрывать свое настоящее имя? Это лишь ухудшит ваше положение. Мы знаем о вас все, абсолютно все, — подчеркнул следователь.

— Я не запутываю, а называю себя тем именем, какое ношу, — ответил Михаил, — и предупреждаю, что дальнейшие вопросы оставлю без ответа, если мне не будет предъявлено обвинение. На каком основании я арестован, избит, посажен в тюрьму?

— Мы объяснились бы с вами быстрее, если бы вы сразу же сообщили о себе все, что следует. Однако вы продолжаете запираться, уводите следствие в сторону. Поймите, это бессмысленно. Я еще раз прошу вас сказать о себе все, все,— нарочито подчеркнул следователь,— сказать откровенно, как подобает интеллигентному человеку. Я знаю, что вы случайно попали в ту среду, где вас обнаружили.

Михаил молчал, стиснув зубы. Лицо его начало бледнеть, как всегда, когда его охватывал гнев.

— Итак, вы отказываетесь говорить,— сказал следователь с прежней улыбкой. — Вы меня вынуждаете предъявить вам вот этот документ,— следователь быстро извлек из дела, лежавшего перед ним, фотографию и через стол показал ее Михаилу.

На фотографии был изображен студент Петербургского политехнического института Михаил Фрунзе. Михаил равнодушно взглянул на нее и так же равнодушно перевел взгляд на руку следователя. Тонкие, длинные пальцы следователя мелко дрожали. «Наркоман или алкоголик»,—

б* 67

подумал Михаил. Запомнился перстень с гравированным изображением «адамовой головы» на указательном пальце.

Видимо, довольный тем, что он сделал, следователь выпрямился и откинулся на спинку кресла.

— Теперь вы убедились, что запирательство ваше бесполезно,— сказал он. — Не лучше ли перейти к делу, господин Фрунзе. В ваших интересах говорить мне только правду, это смягчит меру наказания. Скажите, где и когда вы вступили в противоправительственную партию? И прошу иметь в виду: нам известно, что клички «Трифо-ныч», «Арсений» и фамилия Фрунзе принадлежат одному и тому же лицу.

Михаил смотрел на стену за головой следователя и молчал. Он думал о том, что теперь, когда установлено, что Фрунзе и Арсений одно и то же лицо и лицом этим является он, Михаил, то вообще молчать глупо. Выпрямившись на стуле, он сказал:

— Да, я член Российской социал-демократической рабочей партии.

При этих словах военный, стоявший у окна, повернулся к столу и посмотрел на Михаила.

— Извините, что я перебиваю вас,— сказал он. — К какой группе партии вы принадлежите — меньшевиков или большевиков?

— Большевиков,— твердо произнес Михаил.

— Продолжайте, капитан! — кивнул следователю военный и отвернулся.

— Вы обвиняетесь, во-первых, в принадлежности к незаконно существующей партии, цель которой путем вооруженного восстания свергнуть существующий строй,— что скажете на это? — спросил следователь.

— Я, как член партии, — ответил Михаил, — как большевик, ставлю перед собой именно эту задачу и считаю, что наступило время положить конец насилию и угнетению...

— Вы обвиняетесь, во-вторых, в подстрекательстве темных рабочих масс к бунту. Конкретно, в городе Иваново-Вознесенске, летом тысяча девятьсот пятого года, вы призывали рабочих к оружию с целью устроить бунт. Для этого вами была создана боевая дружина. Деятельность ее распространялась как на Иваново-Вознесенск, так и на город Шую.