Путь Арсения - [20]

— И вот, товарищи,— мечтательно начал «Челнок».— Представляется иногда, что мы победили, настал социализм. Иду я по улице свободно, ничего не опасаюсь, хочу в театр иду, смотрю представление, хочу поехать в Петербург — еду, делаю, что хочу. На улицах нигде ни одного городового, ни одного шпика! Люди идут веселые, свободные. Это душой надо почувствовать.

— А у меня есть вопросик к Арсению, — сказал Еремыч. — Вот мы победили. Вся власть стала наша, рабочая, крестьянская, в общем народная. Так ведь и нам нужно будет иметь аппарат власти. В губернии, скажем, вроде губернатора, в каждом городе и деревне — везде нужна будет какая-то власть. Вот я и думаю, откуда мы людей наберем? Грамотных людей надо, умелых. Ведь такого, кто «так себе», не поставишь губернатором.

— Справедливый вопрос, — улыбнувшись, ответил Михаил. — Об этом уже сейчас полезно нам думать, товарищи, готовиться. Мы знаем, что не сегодня, так завтра революция победит. А чтобы победа рабочих и всего трудового народа была полной, мы должны удержать власть, удержать завоевания революции, не кланяться буржуазии: придите, мол, и владейте! Мир с буржуазией нужен меньшевикам. А как нам строить свою власть? Где искать людей? Подлинная народная революция потребует революционных действий. Вот, к примеру, ты, Еремыч. Жизнь рабочую и крестьянскую знаешь?

— Положим, знаю.

— Нужду народную знаешь?

— Вроде бы так. Сам ее испытал, нужду-то.

— Если бы тебя поставить владимирским губе|рнато-ром, что бы сделал прежде всего?

— Я? Я бы раньше всего выгнал, а кто стал бы противиться, то и в тюрьму посадил, царских чиновников, фабрикантов, купцов. Полицию бы осудил на каторгу, без разговоров, рабочих переселил бы в хорошие дома, что от богатых освободятся. В общем придумал бы что-нибудь. Да и не один бы я стал губернатором, мне помогли бы рабочие, партия.

— За тобой партия, это правильно, Еремыч. Партия-сила, эту силу не сломишь, — сказал Михаил. — Еще один вопрос к тебе. Ты как считаешь себя, откровенно, без обиды... Умным себя считаешь?

Еремыч потер ладонью небритую щеку, подумал.

— Дураком не был, так полагаю, — ответил он.— Да ведь и другие... есть поумнее меня. Только на нашей фабрике приглядись к людям, такие найдутся головы, что хоть в министры.

— Ну вот, а ты беспокоишься, откуда взять людей в аппарат народной власти. Людей у нас много. Ты вот, скажем, будешь народным губернатором, другой управляющим фабрикой, третий судьей, а вот Сизый... городским головой. Трудно даже сказать, сколько народных талантов откроет революция. А высшая власть над вами — Совет рабочих уполномоченных, как в прошлом году; душой и руководящей силой Совета будет наша партия.

Отдыхавшие после купанья рабочие внимательно слушали Михаила. Разговор, начавшийся как бы в шутку, превратился вдруг в серьезный, затрагивающий важные вопросы рабочего движения. Когда Михаил замолчал, «Челнок», сидевший немного поодаль, на самом берегу Талки, сказал:

— Я так думаю, товарищи, что сама собой жизнь, о которой мы говорим, не придет. Попробуй пойди к царскому губернатору, да и скажи: я пришел тебя сменить, меня народ послал. За такой разговор прямо на каторгу, если не на виселицу, дорога. Губернатор даст тебе ход.

— И дурак будет, если не сделает этого,— рассмеялся «Сизый». — Разве помещики и капиталисты добровольно отдадут власть?

— Да, просить милости — все равно, что лбом стену бить. Тот, кто говорит о «мирном» изменении порядка в стране, о какой-то «справедливости» эксплуататоров, тот обманывает народ. Заранее хможно сказать, что это или кадет, или октябрист, или услужающие из передней буржуазных партий, вроде меньшевиков и эсеров. На словах они стелют мягко, а ляжешь — наткнешься на полицейский кулак да жандармский застенок. Исполосуют тебя, раба божьего, так, что никогда не забудешь о «царской милости», — сказал Еремыч и сердито сунул в траву погашенную цыгарку.

— Силу царизма можно уничтожить только рабочей, народной силой, — промолвил Михаил. — Да. Только силой. Только победоносная революция сметет царизм и передаст власть в руки рабочего класса, самого передового и революционного класса. Надо готовить рабочих и крестьян к вооруженному восстанию — к этому зовет нас партия.

— Дождемся ли мы того времени, когда победит революция? — вздохнув, сказал «Челнок».

— Дождемся. Революция близка. Она — не пустая мечта. Когда я был на съезде в Стокгольме и слушал Ленина, я чувствовал в каждом слове его не только правду, но веру, глубокую веру в наше будущее, в победу революции. Каждое слово его проникало в сердце. Его голос — голос величайшего теоретика, могучего борца за дело рабочего класса, голос непревзойденного организатора масс. И как фальшиво звучали речи меньшевиков. Говорили они иногда, кажется, красивее, чем Ленин, но за их словами была пустота, незнание того, чем живет русский рабочий класс, чего он ищет и за что борется. Незначительное большинство, которое имели на съезде меньшевики, большинство за счет эмигрантов-интеллиген-тов, помогло им протащить свои резолюции по ряду вопросов, в том числе по аграрной программе партии и по вопросу об отношении к царской думе. Но делегаты рабочих организаций партии, прибывшие на съезд из России, почти все, поголовно, следовали за Лениным.