Путь аргоси - [13]

Кожа на горле странно ощущалась в том месте, где на ней остались отметины. Я почесала шею.

– На твоём месте я не стал бы этого делать, – сказал Сокол. – Чернила глубоко проникают в плоть, до самых костей. Когда метки исчезнут, а царапины заживут, останется привязка.

– Как это? – спросила я.

– Ну, представь… своего рода ошейник, – отозвался Мет-астис, и в его голосе снова прозвучала снисходительность. Вероятно, он полагал, что любое более заумное объяснение покажется мне слишком сложным. – Если ты видишь собаку в ошейнике, то знаешь, что она чья-то, и не принимаешь её в расчёт. Понимаешь?

Миг он смотрел на меня, потом махнул руками.

– Объясни ей ты, – велел он Соколу.

– Когда тебе встретятся порядочные люди, они почувствуют, какая ты. Испытают отвращение к тебе, сами не понимая почему. Они будут сторониться тебя, медек. Избегать.

Мет-астис с энтузиазмом кивнул.

– Избегать. Да, это подходящее слово. Теперь можешь жить своей жизнью, маленький рыцарёнок. Иди куда хочешь, делай что хочешь. Но ты никогда не узнаешь чувства близости. Любой, кто примет тебя, сделает это лишь потому, что втайне желает тебе зла. Так же как твой народ всегда желал зла нашему.

– Настанет день, когда все медеки будут носить ошейники, – прибавил Сокол. – И вот тогда война между нами наконец-то закончится.

Я снова ощупала отметки – текстуру металлических линий и изгибы сигил. Что ж, Мет-астис не лгал, говоря, что возмущён поступком сэра Джерваса и сэра Розариты. Ещё бы! Ведь они дали мне дом и любовь. Теперь, с помощью своего ученика, лорд-маг позаботился, чтобы я больше никогда не увидела такой любви.

– А теперь беги. – Мет-астис небрежно махнул мне рукой и принялся кидать в грязную яму принесённые из пещеры вещи. – Темнеет, а маленьким девочкам не стоит ходить по ночам в одиночку.

Как бы там ни было, я осознала, что отступаю – назад, прочь от пещеры. Но даже тогда я продолжала плакать.

– Почему? Почему вы просто не убили меня?

Мет-астис оторвал взгляд от мусора, остатков еды и пустых винных бутылок.

– Убить? Зачем тебя убивать? Ты ребёнок.

Некоторое время я стояла, глядя на своих мучителей, которые снова принялись закапывать яму, уже забыв о моём существовании.

В последних словах Мет-астиса не было ни тени сарказма. Ни ненависти, ни горечи. Только сострадание.

Вор / Скупердяй

Вор исправляет несправедливость, перераспределяя богатства. Когда мир полон жадности, путь вора становится праведным. Но весы никогда не приходят к равновесию, и рано или поздно воры тоже начинают копить – для себя. Путь вора – это не Путь аргоси.

Глава 9. Отверженная

В городе под названием Домиза-Паго я лежала в тупичке, скорчившись под грудой мусора. Я слушала, как в квартирах наверху люди, уставшие от дневных трудов, спорят или смеются. Или занимаются любовью.

В этом переулке воняло и в лучшие времена, но теперь, когда трёхэтажные здания окутала темнота, здесь смешались запахи дюжины разных блюд, которые готовили и ели. Слишком много специй, мяса и – главное – густого маслянистого жира. От такого зловония у любого нормального человека заболел бы живот. Ну, а что до меня? Запах только усилил чувство голода.

Миновал мой тринадцатый день рождения, хотя я не знала точно, когда именно это произошло. Трудно уследить за датами, если вся жизнь сводится к примитивным действиям. Найти еду. Найти убежище. Не сдохнуть. Повторить это столько раз, сколько сможешь.

Лишь одно я знала наверняка: я бродяжничаю уже давно. С тех пор как я убежала из пещеры у пристани, прошла целая вечность. Сперва я забралась на речную баржу, едва хозяин повернулся спиной. Но он заметил меня среди мешков с зерном и выкинул в воду. Я едва не утонула, прежде чем нащупала ногами илистое дно по другую сторону реки.

Не смогу вспомнить название первого городка, в который приплелась насквозь промокшая, дрожащая от холода. Вскоре я уже убегала от лавочников, заметивших, как я краду их товары. Кстати, удобнее всего красть фрукты: в тележках вечно кто-то роется в поисках плодов получше, а торговцы хмуро смотрят на покупателей; они не заметят, если вы подберёте то, что упало. Конечно, это работает только до того момента, пока констебли не запомнят вас в лицо.

Бежать от них – значит бежать из города, а потом тащиться в следующий, куда придёшь ещё более худым и слабым, поскольку на дорогах между поселениями особо негде красть еду. Фермеры на удивление умело ловят воришек.

Я услышала скрип деревянной решётки – наверху открылось окно. Старик в фартуке что-то недовольно пробурчал и выбросил в переулок еду, оставшуюся от приготовления ужина.

Я выскочила из-под груды мусора и принялась шарить по земле, нащупывая огрызки подгнивших овощей и ошмётки хрящеватого пожёванного мяса. Я нашла даже кусок дынной корки на десерт. Почти праздник.

Вновь спрятавшись под грудой мусора в углу переулка, я принялась за еду.

Пока я не научилась находить достаточно еды, чтобы выжить, мне то и дело приходилось убегать от разбойников-мальчишек – хулиганов, которые прилипают к уличным детям, даже если у них нечего взять. Избиение доставляет им удовольствие.

Иногда приходилось убегать и от собак, которые нюхали меня и понимали, что я из тех, кого можно безнаказанно укусить. Собаки и мальчишки не слишком отличаются друг от друга.