Пустыня внемлет Богу - [94]

Не трудно себе представить, на ком они на следующий день выместили всю свою злость: надзиратели из евреев, ответственные за нормы выделки кирпича, явно привилегированная часть этого ленивого народца, были подняты за полночь воплями и зуботычинами начальников работ. К такому отношению они не привыкли и потому с еще большей злостью накинулись на своих подопечных. Крики и причитания, доносившиеся до Моисея, шли из хибар, откуда надзиратели выволакивали едва державшихся на ногах после тяжкого трудового дня работников. Наиболее проворные кинулись к вчерашним местам работы, где еще сохранились остатки соломенной сечки, похватали ковши, чтобы черпать ил и воду из Нила, смешивать ил с песком и смесь эту топтать до уплотнения, смачивая и переворачивая лопатами. Легче было тем, кто заполнял этой смесью форму, срезал излишек лопаткой, быстро переворачивал и снимал форму. Но не тут-то было. Через огромное поле вдоль Нила, покрытое сохнувшими кирпичами, в первых лучах рассвета кажущиеся какими-то нетопырями, неслись, кто на колеснице, кто пешком, надзиратели-евреи, выгоняя хитрецов в поля срезать стерню и мелко сечь собранную солому, ибо, если ее не заготовить впрок, никакая норма не будет выполнена. Дело усугублялось еще тем, что правитель развернул колоссальное строительство своего любимого детища — города Пер-Раамсес, и первым делом вокруг него возводилась стена толщиной в десять человек, если их вытянуть лежа в ряд, высотой в пятнадцать человек среднего роста. И все это, за исключением каменных ворот, выкладывалось кирпичом, в котором все время ощущалась нехватка. Страх нерассасывающейся сыростью утреннего нильского тумана проникал в кости работников, надзирателей-евреев, начальников работ, ибо все знали, что их ждет, если норма не будет выполнена, и потому поле выделки кирпичей напоминало поле битвы, где вместо оружия мелькали палки, слышались вопли, окрики, понукания.

— Кто они, эти надзиратели из евреев? — спрашивает Моисей Йошуа, пришедшего к нему вечером после тяжкого дня работы.

— Люди, понравившиеся начальникам работ. Среди них есть относительно достойные, есть подхалимы, но в большинстве это лизоблюды: в прямом смысле, если необходимо, готовы вылизывать блюда после хозяев. Значит, и лицемеры и нечестивцы. Зато им разрешают строить дома наверху, правда у края, чтобы всегда видели хибары в низине, как напоминание, что их ждет, если они ослабят работу языками. Им трудно посочувствовать, но их можно понять: приказание фараона обрушилось на них как гром среди ясного неба.

Дни настали тяжкие. Норма, естественно, не выполняется, и начальники работ избивают надзирателей-евреев, не унижая себя до избиения простых работников, а тех избивать и вовсе бесполезно: чем больше бьешь, тем меньше толку.

Любопытно, что, несмотря на невыносимые условия, никто из простых работников не заболел, не свалился от упадка сил, не умер. Разве что среди надзирателей-евреев повальное послабление желудка и нередки случаи обморока.

Моисей не выходит из дома в надежде, что позже или раньше посетит его высшее присутствие, временами не выдерживая и пытаясь тоже пойти со всеми собирать солому, но наталкивается на упорное сопротивление Йошуа: одно дело слышать стоны и вопли, другое — самому получить палкой по спине: когда-то, лишь увидев подобное, Моисей убил надзирателя. Только этого не хватало. Надзиратели-евреи совсем пали духом. Собираются к фараону.

Принимает он их в том же необъятном тронном зале, и, несмотря на довольно внушительное число, выглядят они кучкой, теряющейся в этом полусумрачном пространстве. Повелитель в хорошем настроении, смотрит на них даже ласково, вздымает жезл.

— Мы верные рабы твои! — вопит один из надзирателей, на него шикают стоящие рядом, эхо вопля мечется среди державных стен и гаснет в сумраке, как и энтузиазм возопившего. Теперь все вместе, негромко, как попавшие в привычную колею, охраняемую стражами, мрачно стоящими по сторонам трона, и все же постанывая от напряжения, декламируют:

— Мы, верные рабы твои, зная твою справедливость и любовь к нам, о властитель миров, отвечаем тебе удесятеренной любовью и умоляем тебя: облегчи участь рабов твоих. Положение наше смерти подобно: солому для кирпичей начальники работ из твоего народа нам не дают, а требуют ту же норму, что раньше. Ведь это грех и на нас, рабах твоих, и на твоем народе.

Последние слова были опасны, и перед приходом надзиратели-евреи совещались: стоит ли идти на риск и произнести их? Решили рисковать, ибо так или иначе невыполнение нормы приведет к еще худшим результатам.

Повелитель улыбается, но скорее, кажется, каким-то своим воспоминаниям или мыслям, затем отверзает божественные уста и, как бы паря в эмпиреях, говорит:

— Праздны вы, праздны. Потому и говорите: «Пойдем принесем жертву Богу нашему». Соломы вам не дадут. И число кирпичей вам не убавят.

И опускает жезл, давая понять, что аудиенция закончена.

Моисей и Аарон, узнавшие о встрече и пришедшие ко дворцу в надежде на хорошую весть, стоят у края пустынной площади — ведь сегодня день обычный: нет ни парадов, ни демонстраций — замкнутые и потерянные.