Пустыня. Крепость - [2]

– Что там?

– Паучий шар, – еле слышно ответил Найл.

– Где?

– Уже прошел.

– Он тебя заметил?

– Думаю, нет. Улф облегченно вздохнул, подошел к выходу, прислушался и только после этого рискнул выглянуть.

Солнце уже взошло над горизонтом, придав безоблачному голубому небу чуть белесоватый оттенок.

Из темноты послышался голос Вайга, старшего брата:

– Что там?

– Охотятся. Они… – отозвался Найл. Вайг все понял без лишних слов. Пауки-смертоносцы то и дело устраивали облавы на горстку людей, большей частью хоронящихся под землей. Сколько люди себя помнили, на них все время охотились. Скорпионы, жукискакуны, полосатые скарабеи, кузнечики-гиганты. Но чаще всех пауки. Со всеми еще можно было драться, а вот убить смертоносца – значило навлечь на себя страшную месть.

Джомар, дед Найла, когда был у них в рабстве, видел, как они наказали небольшое поселение людей, осмелившихся погубить паука. Тысячи и тысячи восьмилапых вылезли на облаву.

Живая цепь растянулась по пустыне более чем на десяток миль, сверху нависали сотни шаров.

Когда людей наконец изловили – их оказалось около тридцати, считая детей, – всех доставили в городище Повелителя. Там их вначале провели перед его жителями, а затем устроили мрачный церемониал. Несчастных парализовали ядом; жертвы находились в полном сознании, но ни один не мог даже пошевелиться. В течение нескольких дней их поедали заживо, нарочно медленно, растягивая удовольствие. Главный зачинщик оставался в живых почти две недели, пока не превратился в бесформенный огрызок. Никто не знал, отчего пауки так ненавидят людей, даже Джомар, который прожил среди них несколько лет, прежде чем бежал на паучьем шаре. Ему лишь было известно, что пауки, занимающиеся только отловом людей, исчислялись тысячами. Может, им просто нравилось человеческое мясо? Но они и так держали целое стадо, которое специально откармливали. Им, скорее, должны были нравиться те, что пожирнее. Тогда на что им, спрашивается, худосочные обитатели пустыни? Видимо, для беспросветной ненависти к людям у смертоносцев все-таки была иная причина.

Теперь пробудились и остальные: мать Найла Сайрис и две младшие сестренки, Руна и Мара. Улф старался говорить тише, чтобы не напугать младшеньких. Страх малышей неудержим, он просачивается, подобно удушливотошнотворному запаху. Вайг, примостившийся у камня при входе, поманил отца к себе. Найл тоже перебрался ближе к лазу. Прежде чем две головы – отца и брата – сдвинулись вплотную, заслонив обзор, он успел углядеть белый шар, проворно скользящий высоко над верхушкой трубчатого кактуса. Улф тихо произнес:

– Маленьких надо усыпить.

Вайг, кивнув, скрылся в глубине пещеры, там, где держали муравьев. Минут через десять он возвратился, неся долбленую посудину со сладким комковатым веществом, которое выделяют муравьи. Малышки жадно набросились на любимое лакомство. Найл, получив свою порцию, вдохнул исходящий от нее тяжелый, приторный аромат ортиса – растения из лесов Великой Дельты. Однако спать ему не хотелось: он был уверен, что не потеряет самообладания. Проглотив немного пищи, чтобы не досадить отцу, он, улучив момент, незаметно сунул тарелку под травяную подстилку. Минут через пять девочки уже спали. Найл тоже чувствовал приятную осоловелость, вызванную наркотиком: ровное греющее тепло, которое приглушало чувство голода. Рассудок, однако, оставался ясным. Сайрис, дождавшись, пока девочки уснут, едва притронулась к комковатой сладкой каше.

Как и Найл, засыпать она не думала. Не оттого, что собиралась защищать жилище, а чтобы умертвить вначале детей, затем себя, если смертоносцы найдут их убежище. Острый щуп страха пронзил пещеру как раз в тот миг, когда она глотала первый кусочек. Казалось, будто сейчас в самом деле пауки ввалятся сюда. На какую-то секунду Найл съежился, однако вовремя сообразил, что неизъяснимый этот страх еще ничего не значит. Сайрис сладить с ним оказалось сложнее.

Найл угадал, почти физически ощутил страх, готовый выплеснуться из нее, словно истерический вопль.

Улф и Вайг тоже это почувствовали. Щуп страха на миг потерял устойчивость, как бы замер, прислушиваясь. Однако люди уже владели собой.

Пещеру наводнила напряженная, тяжелая тишина. Малышки безмятежно посапывали. Леденящий душу кошмар таял, и Найл едва заметно улыбнулся: не усыпи они маленьких, те разом бы выдали всю семью волнами беспомощного ужаса, исходящими из неокрепших умишек. Так случалось уже с сотнями человеческих семей. Сок ортиса был поистине даром провидения, хотя и стоил жизни Торгу и Хролфу, дяде и двоюродному брату. Оба не совладали с хищным растением, и оно поглотило их. Еще раз в тот день колючее жало страха пронзило пещеру, но люди не выдали себя ни единым отзвуком. Опершись спиной о гладкую стену пещеры – песок, скрепленный слюной жука-скакуна, – Найл сидел неподвижно, будто окаменелый. День разгорался, и становилось жарко.

Обычно они заваливали вход сучьями и камнями, а ветер довершал работу, забивая щели песком.

Но Улфу хотелось наблюдать за паучьими шарами: зная об атаке заранее, легче ей противостоять. Поэтому проем под плоским камнем оставили открытым, и в горловину входа задувал теперь жаркий ветер пустыни, а слой песка ковром стелился по полу. Взрослые не обращали внимания на жару: напряженное ожидание заставляло забыть обо всем. Дважды Сайрис приносила еду: плоды опунции и сушеное мясо. Однако ели мало, внимание всех было поглощено полоской выцветшего неба. Уже после полудня Найл заметил на горизонте очередной шар. Две-три минуты спустя слева возник второй, затем еще один справа. Вскоре шары заполнили все небо. Насчитав двадцать, Найл бросил это занятие и, обернувшись, шепотом окликнул родных. Те тотчас поспешили к нему.