Пустячок с десятью нулями - [34]

Шины я поменяла — они действительно были проколоты. Правда, за срочность пришлось немало заплатить. И, набравшись нахальства, я, как только время миновало шестичасовую отметку, снова отправилась на «тихую, зеленую, прохладную», как пел когда-то Юрий Антонов. А если быть точнее, то на Горную улицу, по которой, лязгая колесами, проносились одинокие трамваи, поднимая летнюю пыль.

Я вошла во двор и направилась к крыльцу вдоль стены темно-зеленого домика. Дверь была распахнута. Вероятно, здесь было так принято. Я увидела внутри, на тесной кухоньке темноволосую женщину, хлопотавшую по хозяйству. Она, видимо, готовилась к ужину.

— Простите, вы Галина Григорьевна? — обратилась к ней я, не решаясь переступить с крыльца за порог, пока не пригласит хозяйка.

— Я, — женщина оставила свои хлопоты и направилась в мою сторону.

— Мне нужно с вами поговорить. Я могу войти?

— Входите, — позволила хозяйка, чем-то напоминавшая потомственную крестьянку и еще больше уличную торговку.

Ей было за пятьдесят, и глаза ее показались мне достаточно добрыми для того, чтобы сыграть в открытую. Хозяйка смотрела, будто безмолвно говорила: «Ну что уж с вами поделаешь» или — «Куда от вас денешься».

— Меня зовут Татьяна. У меня к вам вот какое дело, — я слегка улыбнулась, причем постаралась, чтобы улыбка получилась с грустинкой. — Вы не могли бы мне ответить на некоторые вопросы? Понимаете, убили моего знакомого… Ну, в общем, одного человека, и я расспрашиваю всех, кто с ним общался. Быть может, кто-то что-то знает. Мне нужно знать — кто это мог сделать.

— Вы что, из милиции, значит? — спросила женщина совершенно равнодушно, без малейшей неприязни.

— Нет, я не из милиции, — возразила я. — Я сама по себе. Но раньше мне приходилось заниматься подобными делами.

— Чего же вам спокойно не сидится? Или вы эта, как ее называют, — женщина задумалась. — Народная мстительница? Неужели без вас не разберутся те, кому по службе положено?

— Ну те, которые по службе, — само собой, а я сама по себе. Мы друг другу, я думаю, не помешаем.

— Делать, я смотрю, вам больше нечего, — осуждающе пробурчала хозяйка.

— Ну, так поможете? — с надеждой спросила я, решив не беспокоить Безбородину сообщением о том, что я частный детектив, а потом объяснять, что это такое и почему.

— Чего там, спрашивайте, — снова пробурчала Безбородина. — Чего вы хотели узнать?

Я подметила, что Безбородина даже не спросила о том, как звали убитого. Будто все, кого она близко знала, были постоянно в ее поле зрения, живы и здоровы. А что касалось всех остальных людей, то они ее совершенно не интересовали.

— Примерно неделю назад был убит в своей квартире новый владелец вашей бывшей дачи — Валерий Васильевич Герасименко. Насколько хорошо вы его знали?

— Да иди ты! — вырвался у хозяйки вздох удивления.

Она даже махнула на меня полотенцем, которое не выпускала из рук с начала разговора.

— Надо же… И кто же это его так? — Похоже, услышанное неприятно поразило Галину Григорьевну.

— Вы хорошо его знали? — повторила вопрос я.

— Да откуда? Как продала им дачу, так с тех самых пор мы больше и не виделись.

— Понимаете, Галина Григорьевна, все дело в том, что на бывшей вашей даче без ведома владельцев находились посторонние люди. По-видимому, они что-то искали. Как вы думаете, кто бы это мог быть и что им могло понадобиться? — спросила я Безбородину в лоб, без всяких церемоний и подвохов.

— Понятия не имею. Чего там можно искать? — пожала плечами Безбородина. — Ума не приложу. Может, металлолом какой-то? Сейчас же не то чтобы на дачах — на кладбищах тащить не стесняются. Как увидят вокруг могилы железную ограду — так стыд и совесть побоку. Лишь бы деньги получить. Вы слышали, наверное, что на кладбищах-то нынче делается?

— Слышала, — согласно кивнула я головой. — Только на сборщиков металлолома это не похоже. И потом, тот, кто похозяйничал на даче, звонил затем Герасименко и что-то от него требовал. А это значит, что он знал хозяина, знал его телефон. Так что промысел цветных металлов отпадает. Все это неспроста. И наверняка между этими событиями есть какая-то связь.

— Ну а я-то тут при чем? — простодушно спросила Галина Григорьевна.

— Скажите, а ваш муж ничего не мог оставить на даче, что могло бы заинтересовать воров?

— Бог ты мой, что же он мог оставить-то? — всплеснула руками Безбородина. — Ведь если бы уж оставил, то я бы, наверное, знала. Я все, что нужно, сразу забрала, чтобы потом людей лишний раз не беспокоить.

— А вдруг он все же вам не сказал? — настаивала я.

— Как это? Что же это выходит — мне ни слова, а с дружками своими поделился? Так, что ли? — Вероятно, Безбородиной было обидно такое даже слышать.

И после некоторого молчания добавила:

— Ну, а коли так, то чего меня-то спрашивать?

— Скажите, Галина Григорьевна, а отчего ваш муж умер? — задала я следующий вопрос.

— Сердце, — коротко ответила Безбородина. — Сердце у него прихватывать стало. Он хоть и крепкий мужик был, а не мальчик уже. Пятый десяток доживал. Тюрьма, милая, это тебе не курорт. Ему нет бы остепениться да поумнее стать. Вот и доухарничался. Спокойно помер, во сне. Вечером лег спать и не проснулся.