Ее бесстрастное лицо измазано в крови двух девушек.
Она садится на корточки, чтобы быть на одном уровне со мной – сам я встать не могу.
Обвивает меня руками, в одной из которых держит нож. Руки пересекаются позади моей шеи, нож прижат напротив сонной артерии.
Моги-сан придвигает свое лицо к моему, ее губы начинают шевелиться.
– Пожалуйста, закрой глаза.
Я делаю, как было велено.
Что-то мягкое касается моих губ.
Я мгновенно понимаю, что это.
Лишь затем во мне поднимается некое чувство. Чувство, которого не было даже когда я увидел труп Коконе или когда убивали Марию.
Гнев.
Я – не прощу.
– Знаешь, я ведь не в первый раз тебя целую. Извини, что всякий раз я тебя заставляю.
Я не прощу. В смысле, я этого даже не помню. И наверняка этот раз тоже не запомню.
– Прощай, Кадзу-кун. Я любила тебя!
Неужели ей правда достаточно воспоминаний, которыми ей не с кем поделиться? Вообще-то, может, и достаточно, если учесть, насколько она уже привыкла к одиночеству.
Резкая боль пронзает мою шею.
Нарушая просьбу Моги-сан, я открываю глаза.
Ее это раздражает, но она не успевает вовремя отвести взгляд. Аа, наконец наши взгляды встретились толком.
Я хватаю ее за руку.
Боковым зрением я вижу, как багровая жидкость течет из моей шеи ей на руки, а оттуда капает на пол.
– …Что ты делаешь?
– Я… не прощу…
– Ты не простишь меня? Хе-хе… Да мне наплевать. Я все знаю. Только это не имеет значения! Все равно мы больше не увидимся.
– Не то.
– …А что тогда?
– Не тебя я не прощу. А «Комнату отмены», которая убивает нормальную жизнь!
Я сжимаю ее запястье сильнее. Ее тонкая рука в моих тисках. На мгновение у меня темнеет в глазах. Кровотечение из шеи, похоже, смертельное.
– От… отпусти меня!..
– Не отпущу!
Я по-прежнему не знаю, что делать. Убить ее я точно не смогу. Но я твердо знаю одно: «Комната отмены» непростительна. И поэтому я просто не имею права исчезнуть сейчас.
– Дай мне тебя убить! Пожалуйста, дай мне тебя убить! – кричит она. Предположительно этими словами она меня отвергает, но звучат они так, словно она плачет от боли. Это почти стон.
…А, понятно. Наконец я заметил.
Она правда плачет.
На взгляд, она бесстрастна, как всегда. Не уронила ни слезинки. Я смотрю на нее в упор. Она тут же отводит глаза. Ее тонкие ноги дрожат. Утратив способность менять выражение лица, она теперь сама не замечает собственных чувств. Она даже не замечает, что плачет. Ее слезы не текут больше. Наверно, они высохли уже очень, очень давно.
Прости, что я не заметил раньше.
– Я не позволю тебе убить меня. Я не позволю тебе отменить меня.
– Не связывайся со мной! Не делай мне еще больнее, чем уже есть!
Прости, но я не прислушаюсь к этим мольбам.
Поэтому –
– Я ни за что не оставлю тебя здесь одну! – кричу я.
Может, это мне просто кажется, но Моги-сан расслабилась на мгновение.
И все же!..
– А…
В глазах у меня становится черным-черно. Неожиданно что-то бьет меня в скулу, от этого зрение временно возвращается. Картина перед глазами изменилась. Прямо передо мной измазанные в крови тапочки Моги-сан. Мои руки уже не держат ее запястье – они бессильно лежат н а п о л у.
Вряд ли это она что-то со мной сделала. Я просто свалился.
Я уверен, что нашел наконец, как убедить ее; но только я уже не могу двигаться. Я даже губами могу шевелить с трудом.
– Я… дура.
До меня доносится ее голос.
– Всего лишь из-за этого, всего лишь из-за одной этой фразы я…
Не знаю, какое сейчас у нее лицо, – я не в силах поднять глаза.
– …Я должна… убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить. Я должна убить.
Словно инструктируя саму себя, она вновь и вновь повторяет одни и те же слова.
Ее тапочки приходят в движение. Мне на лицо стекает чья-то кровь. Я вижу слабый отблеск лезвия кухонного ножа. …А, она собирается им воспользоваться.
– Вот теперь действительно прощай, Кадзу-кун.
Она наклоняется и ласково гладит меня по спине.
– Я должна убить…
И она вонзает нож…
– Я д о л ж н а у б и т ь с е б я.
…в собственный живот.
– …Я должна убить себя.
Я лихорадочно накачиваю саму себя. Это единственный способ. Единственный способ не дать снова захватить меня той, ненастоящей «мне».
Я отброшу все.
Не могу придумать другого способа искупить мои грехи.
Я втыкаю кухонный нож себе в живот, точно посередине.
Я падаю на Кадзу-куна. Его лицо прямо перед моим. Он понял наконец, что я сделала, и смотрит на меня во все глаза.
Пожалуйста, не делай такое лицо. Я хочу успокоить его улыбкой – но понимаю, что разучилась улыбаться. Я ведь уже сто лет не улыбалась и не плакала.
Мое тело остывает все сильней.
Надеюсь, скопившаяся во мне грязь уйдет вместе с теплом…
«Я ни за что не оставлю тебя здесь одну!»
Спасибо тебе. Но это невозможно. Это было невозможно с самого начала.
Как тут можно спорить? Ведь…
…Ведь я уже умерла, давным-давно.