Пусть всегда будут танки - [52]

Алиев, Апакидзе и Дорогов продолжали работать. Горобца, как и нас, отпустили на часик завести глаза, с минуты на минуту он должен был вернуться в пункт управления.

Я включил телеэкран и расположился поудобнее в кресле. Сначала я увидел светлое пятно, притом искаженное мелкой рябью помех. Затем появилась контрастность, и одно большое пятно стало множеством мелких. В общем, в моем распоряжении были все оттенки серого.

Мы уже знали, что «Оса» стоит носом к пологой рыхлой возвышенности, чуть накренившись. За возвышенностью простиралась терра инкогнита.

Посадочная ступень сослужила добрую службу. Она находилась прямо за нами: низкие опоры, опущенные аппарели, округлые топливные баки, открытая хлипкая на вид рама, острые штыри антенн. Это была не танковая обойма, а самая базовая рабочая лошадка, которая изначально разрабатывалась для доставки на Луну научных планетоходов Бабакина. После ряда усовершенствований этот нехитрый и надежный аппарат смог обеспечить нам мягкую посадку…

Но мы были не в обойме, а одни. Кто прикроет нас? Кто усилит? Кто доведет миссию до успешного завершения, если мы сойдем с дистанции?

– Похоже, у нас все благополучно, – сказал, потягиваясь, Алиев. – Но начальство в это не верит и ищет, в чем подвох. Кажется, их бы больше порадовало, если бы мы разбились в блин.

– Есть новости от Черникова? – спросил командира Апакидзе.

Прокофьев приподнял наушник.

– Черников желает нам приятного дня. С этого момента мы подчиняемся исключительно Минобороны. Научная часть нашей работы пока закончилась. Будем воевать.

Мы притихли, ожидая продолжения. Прокофьев потер переносицу, надел очки.

– В КИКе говорят, что наша посадочная ступень серьезно промахнулась. Мы не дотянули до расчетной точки почти пятьдесят кэмэ.

– Вот ё! – только-только вошедший в зал Горобец хлопнул по бедру. – Почему нам всегда везет как утопленникам?

– Будем выкручиваться, – проворчал Апакидзе.

– Гриша, мы находимся в Заливе Радуги, – сказал Прокофьев. – КИК работает над нашим новым маршрутом, но ты можешь им помочь.

Штурманы всех экипажей изучали прилегающие к Океану Бурь области на случай, если танковая обойма промахнется мимо цели. Что, собственно, и произошло. Прокофьев продиктовал координаты, уточненные телеметристами НИП-10, а штурман взял на карандаш и зашуршал картами.

– Ничего, ребята, – сказал, получив очередное сообщение из КИКа, командир. – Они скорректируют орбиту спутника, и мы получим картинку нашего квадрата.

И снова – ждать. На экране – куча лунного гравия, скорость – ноль, пробежка – шесть метров. Захватывающее начало захватывающего приключения… Хочется зевнуть.

На перекуре мы перехватили Янсонса. Тот излучал счастье, как печка-буржуйка – тепло, а круглые стекла очков поблескивали, как велосипедные катафоты в свете фар.

– Сели – как по нотам! – От волнения у него опять прорезался волжский говор, как после того раза, когда я дал ему в чайник. – «Красный Прорыв» в Океане Бурь, коллеги!

Наши хмуро пожали Янсонсу слабую руку.

– А вы в обойме или тоже сами по себе? – спросил Горобец.

– Сами. – Янсонс огляделся, не обнаружив рядом посторонних, он сказал: – Штатовцы сбивают обоймы почти наверняка… Бугаев сказал, что вся их противокосмическая оборона сейчас заточена под ликвидацию наших танковых обойм. Так что прорываться пришлось на более мелких аппаратах. Нас разбросало, конечно, – от Кратера Платона до Моря Влажности. Но… но! – Он поднял указательный палец, плотоядно усмехнулся, показав меленькие зубы, и побежал в свой пункт управления – рулить «Красным Прорывом».

Вскоре последовали новые указания. Нам разрешили объехать посадочную ступень, чтоб мы приноровились к управлению, и вывести «Осу» из тени. Дело в том, что у нас все еще заряжались аккумуляторы. Солнечные панели, выполненные в виде жалюзи и размещенные вдоль бортов и на корме, были открыты и жадно ждали свет.

В общем, в ходе машины особых отличий я не уловил, вот только картинка существенно ухудшилась: ехать пришлось практически на ощупь. Как только мы выбрались на освещенное место – на экране оно выглядело, как залитая солнцем бетонная плита, никаких деталей не просматривалось – связь сразу же улучшилась. Стрелки на циферблатах, показывающих уровень заряда аккумуляторов, дрогнули и поползли вверх.

И снова – проверки-перепроверки, отчеты, ожидания распоряжений. Когда делать было совсем нечего, я пытался улучшить картинку по настроечной таблице.

Потом в наш зал заглянул воодушевленный Янсонс. Кончики его оттопыренных ушей были ярко-красными, словно раскаленные угли.

– Угадайте, где проходит сейчас «Красный Прорыв»? – спросил он.

Мы недоуменно похмыкали, делая вид, что сильно заняты и не можем отвлекаться на праздные расспросы.

– По Расщелине Янсонса! – почти выкрикнул наш темпераментный латышский стрелок, а затем хлопнул дверью и умчался: только затопотало в коридоре. Мы же продолжили притворяться, что с головой ушли в работу: Дорогов смещал антенну на полградуса туда и обратно, стараясь поймать «золотую середину», Апакидзе шуршал картами, Горобец стучал ногтем по циферблату индикатора азимутального положения башни, я маялся с настроечной таблицей, а командир принялся давать бортинженеру указания по поводу дополнительной проверки двигателей.