Пусть об этом знают все - [6]

* * *

Отец приехал лишь поздно ночью – пьяный, веселый, зацелованный и пропахший женским парфюмом. Разговаривать с таким бессмысленно. Он и новость-то про тестя воспринял как-то несерьезно. Повращал остекленевшими глазами, растянул и оттопырил нижнюю губу, пару раз кивнул и ушел к себе.

Утром, правда, расспросил Алену, Веру, позвонил Жанне Валерьевне, еще с кем-то связывался насчет «лучшего врача». Но все равно видно было, что не расстроен и даже не огорчен. Мурлыкал что-то под нос за ужином. Такое отношение покоробило Алену. Наверное, потому неожиданно для самой себя она все-таки решилась.

– Папа, я хочу у тебя кое-что спросить, – начала она, а у самой внутри все так и задрожало от волнения.

– Да? – взглянул он благодушно, приподняв брови.

– Ты взял меня из детдома, чтобы на выборах победить?

В первый миг он заметно растерялся. Моргал, недоуменно хмурился. Потом помрачнел, напрягся.

– Кто тебе такое сказал?

– Артем, – честно призналась Алена.

Это заявление окончательно его обескуражило.

– Ар… Артем? Наш Артем?

– Да. Он сказал, что на самом деле ты и знать меня не хотел. И если бы не журналисты и не выборы, то ни за что не взял бы меня. Что все это выдумал твой помощник. А тебе просто надо было поднять рейтинг.

С минуту отец молчал, глядя куда-то вбок, потом глухо произнес:

– Не ожидал я от Артема такого, если честно.

Отец как будто вмиг осунулся и даже постарел. И взглянул на нее как побитый пес. Взглядом этим он словно просил: «Будь же милосердна, пожалуйста!» В этот момент она сама себя ненавидела, потому что чувствовала, подспудно, неосознанно, что может разрушить все, причинить боль и ему, и себе, но остановиться уже не могла.

– Так это правда?

Он не отвечал, но смотрел так, что и ответа не требовалось. Но она все равно ждала. Чего ждала? Лжи его? Чуда? Каких-то оправданий и объяснений? Глупая…

Он молчал долго, а потом вдруг усмехнулся. Невесело, даже горько, но ее все равно это удивило.

– Врать – это ж так просто!.. Я даже никогда об этом не задумывался. Не то чтоб я записной лгун, но… Что я тебе говорю? Ты и сама все прекрасно понимаешь. Это уже профессиональное – говорить не то, что есть на самом деле, а то, что надо по ситуации или с прицелом на что-то. Я даже сам себе верю, когда вру. А сейчас не могу. Сам не понимаю почему, но не могу тебе соврать. Хочу, но не могу. Жанне, тестю, кому угодно – запросто, а тебе…

Снова повисла пауза. Долгая, мучительная для обоих.

– Я действительно не хотел тебя брать из детдома и взял, да, из-за выборов этих чертовых, но ты пойми, я ведь тебя тогда не знал и даже не видел. Ты была для меня совсем незнакомым, чужим человеком. Неважны ведь причины, почему я тебя забрал. Главное, что теперь все изменилось.

Алене казалось, что у нее попросту вырвали сердце. Такая боль, такая невыносимая боль пульсировала в груди!..

– Ты знал, все эти годы знал про меня? – выдавила она с трудом, чувствуя себя самоубийцей, который взвел курок, приставил к виску пистолет и вопреки всем законам логики надеется на осечку.

Отец опустил глаза и кивнул. Выстрел. Никакой осечки. Нити, связавшие их, как ей казалось, прочно и навсегда, лопались одна за другой. С треском, с болью, бесповоротно.

Словно неживая, она поднялась из-за стола, направилась на негнущихся ногах к лестнице.

– Алена, – окликнул ее отец.

– Спокойной ночи, – ответила она механически.

* * *

– Никуда я тебя не отпущу! – кипятился отец на следующее утро. – Что за глупости ты удумала? Ты моя дочь! Ты не можешь…

– Могу. Мне уже есть восемнадцать, – напомнила Алена сухо.

Минувшая ночь была бессонной, мучительной. То была ночь раздумий, болезненных переживаний, слез. Как тяжело отрекаться от того, кто еще вчера казался самым родным! Как тяжело отсекать от себя того, к кому привязался всей душой! Но иначе невозможно. Рядом с отцом она теперь задыхалась. Не могла смотреть на него, не могла слышать его голос.

Утром она собрала свои вещи. Хотелось уйти красиво – оставить здесь все, что он ей купил. Но тогда пришлось бы уходить нагишом. Поэтому взяла все самое нужное. Ноутбук, деньги на карте, телефон, увы, тоже нужны. «Потом верну», – договорилась она со своей гордостью.

– Куда вот ты сейчас? – вопрошал отец.

На этот вопрос она и сама не знала ответа. Она уходила не куда-то, а отсюда. Со временем, считала, придумает. Снимет там что-нибудь, в конце концов. Главное – уйти.

– Я прошу тебя, не горячись. Этак дров можно наломать. Ты просто пережди время. В тебе сейчас говорит обида, и я это прекрасно понимаю. Я бы и сам на твоем месте… Но ты ведь всегда была такой доброй, солнечной девочкой. Что с тобой стало?

– Я глупой была, – не поднимая глаз, ответила Алена. – Я всем верила, я тебе верила.

– Но ведь не все… – начал было он.

– Папа, – строго сказала она, прерывая его. Какой фальшью теперь веяло, казалось ей, от этого теплого и родного слова! – Я не могу сейчас тут оставаться. Я сниму квартиру. Буду жить отдельно. Мне просто надо побыть сейчас одной. Мне надо самой со всем этим разобраться. Я не останусь, прости.

Отец еще долго спорил, горячился. Убеждал, что незачем ей уходить, что разобраться «со всем этим» можно, и не скитаясь по улицам и съемным квартирам. Алена не возражала, просто безучастно пережидала, когда он выплеснет все эмоции и наконец поймет, что она все равно не останется.