Пушкинский том [заметки]

Шрифт
Интервал

1

Если прочесть переписку…

2

Первое стихотворение представляет собой коллаж из пушкинских, последовательно: «Сожженное письмо», «Желание славы», «Храни меня, мой талисман…», «Андрей Шенье», «К***», «Вакхическая песнь», «19 октября», «Всё в жертву памяти…», «Сцена из Фауста», относимых автором к 1825 году, а также из письма В.А. Жуковскому от 6 октября 1825 года: «…посидим у моря, подождем погоды; я не умру; это невозможно; Бог не захочет, чтоб „Годунов“ со мною уничтожился», – и из стихотворения «Я памятник себе воздвиг…» (1836). При всём старании Пушкин не подчиняется упорному ямбу коллажиста; и наш автор вынужден прибегать к изменению пушкинской последовательности слов и даже редуцированию слогов (желание – желанье), что, конечно, недопустимо в цитировании. Сомнительны и его оправдания в точности датировки наличием «случайного, куцего» сборника под рукой. Желание сделать «разлуку с Воронцовой» сквозным мотивом лирики всего года привело к колебаниям от 1824 до 1827 года.

3

Окончание работы над «Борисом Годуновым» датируется торжествующим письмом П.А. Вяземскому около 7 ноября 1825 года.

4

Реалии пушкинской деревенской жизни достаточно относительны. Автор в своем комментарии признается, что ему за его жизнь так и не удалось навестить священное село. Детали его более прослышаны, нежели увидены и, скорее всего, черпаются им из непосредственного опыта собственной деревенской жизни. «Конек был не Бог весть» – может оказаться деталью наиболее точной. Цитирую из комментариев автора: «Поэзия есть поэзия: „Встаем и тотчас на коня, и рысью по полю при первом свете дня; арапники в руках, собаки вслед за нами…“» (возможно, это у соседа было…) или:

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.

Роскошно! Наверное, в седле, вскачь, он так себя и ощущал, как потом описывал. Но есть воспоминания крестьян о Пушкине, кем-то собранные. Крестьяне, народ хитрый и любезный, всё угадывают, что нужно спрашивающему, и вырисовывается тот Пушкин, которого от них ждут: то добрый, то простой. Но вот один, по простоте уже собственной, так вспомнил: «Пушкин? что Пушкин… барин как барин. Кони у него были худые». Можно сказать, профессиональный взгляд, вызывает доверие. А вот и сам Пушкин пишет брату из Михайловского в том же 1825 году и наряду с Фуше, Шиллером, Шлегелем, Дон Жуаном, Вальтером Скоттом, «Сибирским вестником», вином, ромом, горчицей… «книгу об верховой езде – хочу жеребцов выезжать: вольное подражание Alfieri и Байрону». А вот в другом стихотворении и то и другое:

…не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня…

Нетерпеливый конь и бурая кобылка в одном лице поэтический кентавр.

5

«…Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов… нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой, а не придворный обычай трагедии Расина…»

6

«Меж тем, как изумленный мир на урну Байрона взирает…» («Андрей Шенье», 1825), отношение Пушкина к Байрону после написания «Цыган» не могло быть однозначным; его уже раздражало традиционное восприятие его собственной поэзии «в байронической традиции», «…тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти, как высокому предмету для поэзии. Гений Байрона бледнел с его молодостью… Обещаю тебе однако ж вирши на смерть его превосходительства» (П.А. Вяземскому 24–25 июня 1824 г.). «Никто более меня не уважает „Дон Жуана“ (первые пять песен, других не читал), но в нем нет ничего общего с „Онегиным“» (А.А. Бестужеву 24 марта 1825 г. из Михайловского).

7

Шекспир, Байрон… В 1825 году Гёте – единственный живой, живущий гений, современный Пушкину. Пушкин не читает по-немецки («он знал немецкую словесность по книге госпожи де Сталь…»), однако, даже почти заочно, существование Гёте занимает его воображение («но предпочитаю Гёте и Шекспира…»). Гении чувствуют друг друга на расстоянии (и Гёте умудрился переслать Пушкину свое перо, ни разу его не читая).

8

Имеется в виду, по-видимому, история с «аневризмом», сопутствовавшая работе над «Годуновым»: прошения Пушкина о поездке для лечения, ничем, кроме окончания драмы, не кончившиеся (любопытно, что, взяв эту Шекспирову высоту, Пушкин никогда более на «аневризмы» не ссылается).

9

«Стихотворения Александра Пушкина», изданию которых посвящена значительная часть переписки 1825 года, выходят в свет 30 декабря, во время следствия по делу декабристов – замечательная синхронизация!

10

«Но тут бы Александр Пушкин разгорячился и наговорил мне много лишнего, хоть отчасти справедливого, я бы рассердился и сослал его в Сибирь, где бы он написал поэму „Ермак“ или „Кочум“ разнообразным размером с рифмами» («Воображаемый разговор с Александром I», 1824).

11

Восклицание Пушкина из письма Вяземскому по окончании «Годунова».

12

Судорога различного рода необратимых намерений как следствие непереносимо долгой и безысходной ссылки, разыгравшаяся с особой силой во время написания «Цыган», как бы сходит на нет с написанием «Годунова», что служит основанием для автора нашей поэмы, с одной стороны, выдвинуть ничем не доказанную, но и ничем не опровергаемую гипотезу об уточнении датировки «Сцены из Фауста», а с другой, осмыслить «роль зайца» в судьбе Пушкина… Представим себе, рассуждает автор, молодого человека, автора одной нашумевшей юношеской поэмы («Руслан и Людмила»), ряда стихотворений, бродящих по рукам в списках, поэм «в байроническом духе» («Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан»), хотя и поощряемого несколькими собратьями по перу, но совершенно забытого и заброшенного в глухой деревушке. Какая Европа! какой мир!.. Пропасть между русской и мировой культурой пройдена в нем одном, но никто в мире не ведает об этом, включая и друзей, восхищающихся его даром, но лишь с упреками в легкомыслии и недостатке рвения, не способных еще поставить его не только выше Байрона, но и на одну доску с ним… Между тем этот молодой человек в таком вот одиночестве совершает непомерное усилие и выходит на мировую дорогу. Он ОДИН во всём мире имеет представление о том, на что идет и чего это стоит. Написание «Цыган» – есть преодоление Байрона: это уже только Пушкин, дальше Байрона. Шекспир – абсолютная высота, «Годунов» – рискованная ставка… Но и Шекспир если не превзойден, то как бы уже не страшен («голова кружится…»). Не характерно ли, что через два месяца он напишет «Графа Нулина» – пародию на Шекспира после «духа Шекспирова»! После «Годунова» (как бы ни оценивал он его про себя впоследствии) Пушкин уже ощущает себя тем Пушкиным, которым лишь потом ощутят его современники, а позднее и мы. Байрон, Шекспир… Гёте! Сколь естественен подобный пушкинский пролет. Гениальная «Сцена из Фауста» может быть предположительно писана между «Годуновым» и «Нулиным» – Пушкин и Гёте уже не только в одном времени, но и в одном пространстве мировой культуры, равноправные корреспонденты (один в русской глуши, другой – на европейском Олимпе); не в ответ ли на эту сцену пошлет Гёте Пушкину свое перо?… Итак, сосчитано до трех: Байрон, Шекспир, Гёте – сейсмическая чуткость к истории возбуждена до предела в душе поэта накануне событий 14 декабря, о точной дате которых он, скорее всего, не может быть никак информирован. Рискованные его намерения любым образом поменять судьбу до написания «Годунова», бесспорно, привели бы его к участию в событиях, ибо таким образом поменять судьбу было в его власти, но… «Годунов» – написан, и судьба – преодолена. Пушкин – уже не тот Пушкин, что до «Годунова»: перед ним открылась мировая дорога – его судьба. Сомнения Пушкина-друга; Пушкина-человека; прежнего Пушкина и Пушкина, вставшего вровень с мировыми гениями; Пушкина, которому вести Россию по открывшемуся пути; Пушкина настоящего – мучительны в своем столкновении. Когда бы еще всего лишь заяц мог бы повернуть Пушкина в столь важном решении?… Пушкин до «Годунова» – не обратил бы на него внимания и доскакал бы до Сенатской площади, и все было бы… Этот Пушкин повернул обратно и написал пародию на Шекспира, не свернул с мировой дороги, которую перебежал заяц, «…что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом вынужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те…» «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают «странные сближения…». Не более странно и сближение декабристов с зайцем. Но окажись Пушкин на Сенатской… история наша была бы другая. Как была бы она другая, переживи он роковую дуэль.

13

Несмотря на такую «положительную» роль зайца в его судьбе, Пушкин продолжал необъяснимо недолюбливать этого славного зверька. «Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого бы дал я, чтоб его затравить… нет ямщиков – один слеп, другой пьян и спрятался». 14 сентября 1833 г. Н.Н. Пушкиной из Симбирска – прямо калька с событий 1825 года… Далее злоключения пассажира развиваются: он вынужден поворотить в Симбирск: «Дорого бы дал я, чтоб быть борзой собакой; уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом. Авось без приключений».

14

И это не такая уж шутка – наша благодарность как Пушкину, так и зайцу… Писано еще в конце 1823 года: «Свободы сеятель пустынный, я вышел рано, до звезды…» – одно из самых горьких, безнадежных стихотворений.

15

 Беседа с Г. Гусевой //Другие берега. 1999. № 4–5.

16

Имеется в виду «Вычитание зайца. 1825» (см. с. 7 наст. изд. Первое издание 1993 г.).

17

См. с. 167 наст. изд.

18

См. с. 7 наст. изд.

19

А.С. Пушкин в портретах и иллюстрациях (под ред. Д.Д. Благого). Л., 1951. С. 304.

20

Черновики цитируются по изд.: Пушкин А.С. Медный всадник. Л., 1978. С. 27–28.

21

Обратите внимание на пушкинский рисунок на шмуцтитуле (с. 105) – подарок автору недописанного (впопыхах писанного) мемуара о «Медном Всаднике»… Рисунок 1829 года на рукописи «Тазита» – свидетельство о неотвязности замысла «Медного всадника» – еще одно звено между 1824 и 1833 годом, конь без седока, конь, сбросивший кумира. Своеобразнейший автопортрет. Не Пушкин ли готов на ожившего коня вскочить? После победы над «Полтавой» во время поражения над «Тазитом».

22

Вот прекрасный случай вашим дамам подмыться (фр.).

23

Сукин сын,…почему не пришел ты со мной повидаться? – Скотина,…что сделал ты с моей малороссийской рукописью? (фр.)

24

1971 год, бредем с Бродским по Невскому напротив Аничкова дворца, от Лавки Писателей к Клодтовским коням и обсуждаем природу жанра. Он считает главным в русской поэзии поэму, я же рассуждаю о повести. Иосиф рождает проект: «Вот, была бы свобода печати, составили бы мы с тобой роскошный двухтомник: я – том поэм, ты – том повестей».

25

Мы с Борисом Бергером предприняли подобную попытку в интерактивном проекте, выпустив в его издательстве «Запасный выход (Emergency Exit)» CD-диск «Глаз бури» в 2003 году, где были все пласты черновиков поэмы, и чистовик, и мой текст, и даже видеозапись выступления в Петербургском университете «Пушкин-бэнда», исполнившего черновик портрета героя повести Евгения. Всё это можно было читать, смотреть, слушать в произвольном порядке.

26

Беседа с И. Сурат.

27

Такого много. Возьмем то, что под рукой. Вот «Северные цветы» на 1832 год. Вот «Моцарт и Сальери» между Розеном и Деларю, вот «Дорожные жалобы» между Струйским и Сомовым, вот «Бесы» между Волконской и Тепляковым… Не хочу сказать ничего плохого об этих поэтах, но в стихотворения Пушкина между ними проваливаешься, как в бездну. А вот из пушкинского «Альманашника»:

«Альманашник. Надеюсь, что вы не откажетесь украсить мой Альманак своими драгоценными произведениями…

Стихотворец. Ей-богу – нет у меня стихов, – все разобраны, журналистами, альманашниками… <…> Отдавай стихи одному дураку в Альманак, чтоб другой обругал их в журнале. Жена и дети. Черт бы его взял… человек, кто там? <…> Я говорил тебе, альманашников не пускать».

28

Как важна бы для нас теперь была даже последовательность, в какой лежали рукописи «в гадком сундуке», что о бок с чем… дополнительная возможность датировки. Но рукописи опечатали и разобрали, не учитывая пристальность потомков… До нас вошли в эту пирамиду, и поблекли, и посыпались краски на глазах у вошедших.

29

Писано в 1981 году. Спасибо принцу Чарлзу – воз сдвинулся. (Примеч. 1997 г. – А. Б.)

30

Речь о последующих двух зачеркнутых строках, не поддавшихся до сих пор расшифровке. (См. по этому поводу повесть П. Паламарчука «Един Державин» // Литературная учеба, 1982, № 4.)

31

Пушкин А.С. Полн. собр. соч. – [М.; Л.], 1937–1949. – Т. III. – С. 941. Далее при цитировании черновиков поэта ссылки на это издание даны в тексте с указанием тома и страницы.

32

С чем небесполезно и согласиться… Последний призыв Пушкина к постижению древнерусской литературы до сих пор то ли не услышан, то ли оставлен одним специалистам. Она так и не стала чтением, то есть не вошла в нас. Этот пропуск ничем не оправдан. Если бы не титанические усилия таких людей, как Д.С. Лихачев, современный отечественный читатель знал бы о ней меньше, чем о «Гильгамеше»…

33

Не тот Иван Бунин, а другой – американский профессор, родившийся в 1855 году, приехавший учиться в Гарвардский университет более ста лет назад. Последние пятьдесят лет своей жизни посвятил расчетам Библии, открывая математические ее закономерности.

34

Автор придавал своему письму бесспорное значение, ибо оставил себе копию, доказательством чего явилась как раз последняя страница, размашисто подписанная «д’Аш»; в запальчивости перепутав, он вложил в письмо как раз второй, а не первый экземпляр ее…

35

Подражание, пародия (фр.).

36

«С какой целью сделано это Пушкиным – неизвестно. Возможно, что он хотел напечатать это в „Современнике“, но преследовал ли он цели мистификации или хотел выдать за беллетристическое произведение, утверждать невозможно». – Б. Томашевский. (См.: Пушкин А.С. Сочинения. Л., 1937. – С. 947.)

37

Параллель эту рекомендуем перечитать дважды – вдоль и поперек. Если бы при этом попытаться сделать «обратный перевод» переписки Дюлиса и Вольтера на французский, на котором пишутся письма Геккерну, с какими возможными кальками мы бы встретились?… Пока что можно лишь предложить иметь в виду двуязычное мышление Пушкина (сочиняя «перевод с английского», Пушкин мыслит только по-русски).

38

Эта часть текста писана по-русски.

39

«26-го, на балу у графини Разумовской, Пушкин предложил быть своим секундантом Магенису, советнику при английском посольстве. Тот, вероятно, пожелал узнать причины дуэли; Пушкин отказался сообщить что-либо по этому поводу. Магенис отстранился» (П.А. Вяземский).

40

Я готовил статью к печати, когда выплыло то, что не могло не выплыть: мое опасливое предположение оказалось уверенно высказанным не мною («…Ахматова усмотрела в этом „пастише“ подтекст, связанный с отношением Пушкина к Дантесу». Э. Г. Герштейн в комментариях к «Пестрым заметкам»//«Временник Пушкинской комиссии» за 1970 г. – Л., 1972. – С. 30–34). Известие меня обрадовало, поскольку мои размышления и не претендовали на открытие в научном смысле, однако оказались так высоко подтверждены, на что я не смел и рассчитывать. (Я попал в положение собственного героя – см. сноску к с. 278 «Пушкинский дом», Ann Arbor, 1978, – и усмехнулся протяженности его мести…) Примечательно, однако, то, что подумано это было всё-таки недавно – спустя еще тридцать лет после обнаружения, что «Последний…» вовсе не статья, то есть через сто двадцать с лишним лет после ее написания и опубликования. Фальсификация Пушкина «работала» почти полтора века! Можно испытать и некое удовлетворение от побития своего рода рекорда (от Мериме, поймавшего самого Пушкина на «Песнях западных славян», до входящего у нас нынче в моду Борхеса…).

41

Оба эти стихотворения имеют отторгнутые в окончательном варианте (очень щедро) продолжения.

42

Бедный Пушкин! У которого в сентябре цензура не пропустила даже его причесанного Радищева… А тут такое!

43

Восприятие возраста – одно из наиболее причудливых психологических явлений. С годами, пока мы стареем, молодеют родители и учителя. В это восприятие вмешивается не только опыт любви, но и история. Как раздвигала возрасты последняя наша война!.. На воевавших с первого дня и на успевших повоевать в последний год и на так и не успевших повоевать, а потом – на помнящих и не помнящих войну… Так и в пушкинскую эпоху участник Бородинской битвы Чаадаев был старше Пушкина много больше, чем на пять лет. Детское и юношеское восприятие военного поколения, да еще и дистанция между поклонником и кумиром, да еще мундир и ранняя зрелость внешности Чаадаева, да еще и нормы созревания и старения в их эпоху, когда Вяземский, будучи старше всего на семь лет, всю жизнь не может пережить в себе ощущение «старшего» поэта в отношении Пушкина, не говоря о «старом» Пушкине 1836 года или совсем уж «старичке» Геккерне сорока шести лет… Есть еще и возраст мысли и мировоззрения: то, что оставил в молодости, кажется нам устаревшим.

44

Волгин И. Завещание Достоевского // Вопросы литературы. 1980, № 6.

45

Хотя правильно называть это стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», я буду применять прижившееся в обиходе; оно короче.

46

Эпиграф приписан после написания стихотворения – Пушкин счел необходимым напомнить читателю…

47

Соотношение оживающей скульптуры и окаменевшей души в поэзии Пушкина блестяще излагает Ю.М. Лотман.

48

Первоначально «бессмертной». Как неслучайна эта замена! Более глубокое значение слова «заветный» (завещанность, тайность) должно было отослать наше восприятие назад, к «нерукотворности» памятника, связав дар и жизнь материальной аллегоричностью лиры.

49

Первоначально «меня»… Эти замены на более «скромные» слова естественны в строфе в связи с ее «очеловечиванием» после строфы первой. И единство стиля восстанавливается…

50

Язык (церк.) – чужой народ, иноверцы, иноплеменники… (См. словарь Даля.)

51

В развитие темы «ожившая статуя – окаменевшая душа» можно наметить звено «актер», как бы помещающееся между. Актер – отчасти поэт, отчасти ожившая статуя… Отдавши творчеству душу, поэт не то мертвеет, не то замирает. (Вся гамма переходов «маска – актер – поэт – камень» намечена в образе импровизатора в «Египетских ночах», 1835.) В этой связи любопытно рассмотреть и заметку Пушкина о «Железной Маске». Помещаясь в одном ряду со статьями «Вольтер» и «Последний из свойственников…», как бы нам ни хотелось образовать «трилогию», заметка эта не может в той же мере выступить свидетелем по делу Пушкина. Это в чистом виде реферат (из того же Вольтера), но реферат этот усугубляет пушкинский ряд оживших кумиров и окаменевших душ еще одним жутким вариантом: лицо, которого никто не видит, живой человек, закованный в маску.

52

Ср.: «Отсюда до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев, до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Устюга, где обитают поганые тоймичи, и за Дышащее море; от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы – то всё с помощью Божьей покорено было христианским народом…» («Слово о погибели Русской земли», XIII век).

53

Блок, составляя «своего» Пушкина, записывает в «Дневнике» 21 января 1921 г.: «1819 <…> „Деревня“ <…> Александр I – „bons sentiments“, a через 17 лет у Пушкина – „чувства добрые“» (Блок А. Собр. соч.: В 8 т. – М.; Л., 1963. – Т. 7. – С. 399).

54

Из слов этих строк XXXVII строфы состоит знаменитая фраза Достоевского.

55

Хотя Пушкину, по его собственному признанию, не было времени читать по-латыни после лицея, нельзя не иметь в виду (хотя и трудно проанализировать и учесть) обширное знание языков (в том числе и мышление на другом языке – французском) – здесь, безусловно, расширение и обогащение русских грамматических форм. Например, в попытке передать русским глаголом временные оттенки, свойственные другим языкам.

56

Отношение Пушкина к цензуре как таковой и конкретные отношения его с цензурой – принципиально разные вещи. Пушкин 30-х годов наследовал в восприятии цензуры взгляды H.M. Карамзина, признавая ее как необходимое государственное учреждение. Но функции цензуры, как он их понимал и как они осуществлялись практически, были источником постоянного переживания; теоретические взгляды расходились с личным опытом.

57

«Челобитная. Башилову» – стихотворение Д. Давыдова.

58

Речь о «мелких стихотворениях, принадлежащих автору в Мюнхене» (Тютчев Ф.И.): XVI – «Не то, что мните вы, природа», XV– «Сон на море», XVII – ?…

59

Пушкинские слова из не дошедшего до нас письма. Хитрость Пушкина, которую отводит цензор, однако, имела результат: точки были проставлены.

60

Автор просит извинения за некоторую текстологическую и графическую вольность при попытке передать черновик средствами набора: так «слышнее» правка.

61

Как это соотносится с вариантами незадолго до этого письма писанного стихотворения «(Из Пиндемонти)»: «Или несет… ценсурные вериги // Или стеснительной опутана ценсурой // Иль вдохновенный ум ценсурой – // Морочит олухов иль грозная (?) ценсура // Морочит олухов, иль важная (?) ценсура»… (III2, 1030–1031).

62

Новая жизнь (ит.).

63

Дома (англ.).

64

Оформление отрывка изменено в соответствии с требованиями верстки текста электронного формата fb2. (Ред. электронного издания)

65

Поскольку стихотворение I неизвестно, а цифрой II помечено стихотворение, написанное позже, чем VI, то естественно датировать построение цикла не ранее 22 июля. Если же Пушкин проставил цифры позднее, то либо не позднее 14 или 21 августа, либо не считал следующие два стихотворения относящимися к циклу. (Автор до некоторой степени воспользовался нечеткостью написания «ля» и «ня» у Пушкина.)

66

Вот, например, парадоксальное сочетание дат: «Показание по делу об элегии „Андрей Шенье“». 27 января 1827 года. В Москве:

«Сии стихи действительно сочинены мною <…> Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут относиться к 14 декабря».

В III главе обещали мы вернуться к письму любителя-литературоведа А. Боберова из Мытищ. В постскриптуме к основному тексту он сообщает ряд своих любопытных наблюдений над числами в жизни Александра Сергеевича. В частности, он построил для Пушкина модные нынче биоритмы и получил на графике два нулевых значения, что бывает достаточно редко и чревато различными опасностями (именно в такие дни на трассу не выпускаются пилоты и водители…), – именно 27 января 1837 года. Также отметил Боберов, что 27 января существенно входит в жизнь убийцы Пушкина как до, так и после роковой даты: 27 января 1834 г. был он зачислен в гвардию, 27 января 1836 г. – был произведен в поручики, – и были то главные события его карьеры, необыкновенно удачно складывавшейся. По этому поводу любопытно также отметить, что трагедия «Моцарт и Сальери» шла дважды в 1832 году (27 января и 1 февраля) и успеха не имела, а через пять лет, ровно в те же числа, в новой «режиссуре» – дуэль и отпевание.

27 января 1841 г. был он чуть не убит во Франции, случайным выстрелом, егерем на охоте, ранен в ту же руку… За этими занятными наблюдениями наш корреспондент предлагает нам ряд выкладок, связанных с магическими свойствами чисел 27, 37 и 99… Оказывается, эти числа, в некоей математической интерпретации, являются не чем иным, как тузом, тройкой и семеркой (туз полагает он единицей, то есть 1, 3, 7…). Полагая 27-е число как днем рождения, так и днем смерти, 37 – как годом смерти, так и числом полностью прожитых лет, а 99 – годом рождения, начинает наш математик-пушкинист числа эти делить и множить и извлекать что-то за гранью нашего математического образования, получая, как в замкнутом кругу, всё те же числа: либо 137, либо 27, либо 37, либо 999… Даже всех дней жизни начисляет (почему-то в сотнях дней) 137, а точнее – 137 ґ 99 + 137 + 27 + 37. Дальнейшие парадоксы Боберова, исчисленные как «ставки Пушкина», приводящие к выпадению дамы пик 27.1.37, перестают быть только забавными…

67

В.Ф. Вяземская.

68

Пушкин и раньше «наследовал» эту драму: «В семейственной жизни прадед мой Ганнибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин» (1830-е). «Он умер очень молод и в заточении, в припадке ревности или сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах» (1830).

69

Жуковский, как известно, «редактировал» смерть Пушкина в интересах его семьи и посмертной репутации, но лишь в «высочайшем» аспекте. Характерно, что в этих случаях он мало приводит прямой речи Пушкина – больше пересказывает.

70

Честные врачи подтверждают, путая лишь порядок слов, для них не столь важный.

71

По этой «лестнице» Пушкин поднялся выше книг и выше литературы, а усердный и честный Даль буквально принял призыв и еще долго карабкался вверх по полкам, пока не воздвиг пирамиду русской речи…

72

Впервые «Каменноостровская месса» была опубликована в «Новом мире», 2006, № 1.

73

См. с. 167 наст. изд.

74

Книга «Предположение жить. 1836» (1999) вышла при поддержке Внеш-экономбанка.

75

Болдинская осень. Стихотворения, поэмы, маленькие трагедии, повести, письма, критические статьи, написанные А.С. Пушкиным в селе Болдине Лукояновского уезда Нижегородской губернии осенью 1830 года. / Сопроводительный текст В.И. Порудоминского и Н.Я. Эйдельмана. М., 1974. (Прим. ред.)

76

Гальцева Р., Роднянская И. Журнальный образ классики // Литературное обозрение, 1986, № 3.

77

Битов Андрей. Прорвать круг // Новый мир, 1986, № 12.

78

Здесь и далее курсивом обозначен непушкинский текст. – А.Б.

79

Hamlet.

80

Пролог.

81

Мертвецы меня отвлекают (фр.).

82

(Грей) лицейские игры, наши уроки… Дельвиг и Кюхель<бекер>, поэзия (фр.).

83

Дурак – незаказанный шар (в бильярдной терминологии).

84

Сноска (англ.).

85

Спасение (англ.).

86

Более подробно рассуждения на эту тему приводятся на с. 235–236.

87

См. эпиграф к главе «Предположение жить. 1836», с. 167.

88

Еще четверть века назад автор этих строк придерживался более общепринятой точки зрения (см. с. 241–242).

89

Савостьянов К.И. Письмо В.П. Горчакову // Пушкин и его современники. Л., 1928. Вып. 37. С. 148.

90

Ивановский А.А. А.С. Пушкин, 21 и 23 апреля 1828 г. // Русская Старина. 1874. Т. IX. С. 396–399.

91

Путята Н.В. Из записной книжки // А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 2. С. 6.

92

Савостьянов К.И., письмо В. П. Горчакову. С. 147.

93

Вяземский П.П. Собр. соч. СПб., 1893. С. 515–516.

94

Записано П.И. Бартеневым со слов С.Н. Гончарова. См.: Бартенев П.И. О Пушкине. Страницы жизни поэта: Воспоминания современников. М., 1992. С. 286.

95

Послесловие к «Маленьким трагедиям» в иллюстрациях Фаворского.

96

Высказывания В.А. Фаворского даны из книг «Воспоминая современников. Письма художника. Стенограммы выступлений», 1991 г., и «Об искусстве, о книге, о гравюре», 1986 г. (обе – изд. «Книга», Москва).

97

Идею снять фильм о пушкинских юбилеях подсказал мне Михаил Гаспаров. Я попросил Игоря Клеха подобрать материал, и на этой основе мы с режиссером Максимом Гуреевым сняли фильм «Страстная седмица, или Семь юбилеев» для телеканала «Культура» к юбилею 1999 года.

98

Раз он подал руку Далю и, пожимая ее, проговорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше… ну, пойдем!» Но, очнувшись, он сказал: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лезу вверх, по этим книгам и полкам, высоко… и голова закружилась». Немного погодя, он опять, не раскрывая глаз, стал искать Далеву руку и, потянув ее, сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе» (В.А. Жуковский – С.Л. Пушкину).

Пушкин послал Даля в даль, и тот как порядочный европеец воспринял его предсмертные слова на свой счет, восполнив корпус текстов АС их предшествием: «Словарем живаго великорусского языка» и «Пословицами и поговорками русского народа».

99

Самый ранний вариант.

100

Битов А. Фотография Пушкина (1799–2099). Повесть начата в 1969 году в связи с подготовкой празднования столетия В.И. Ленина. Опубликована в 1986 году. Тут же была переведенаа на английский и немецкий, а потом на французский и другие языки.

101

«Темный твой язык учу» (вариант В.А. Жуковского).

102

В автографе – щастье, то есть опять щ = сч.

103

Это слово вписано не рукою П., а, по-видимому, тем, кто разбирал архив (возможно, Бартеневым).

104

Сравним с пушкинским героем, не чуравшимся казней, но вызывавшим у Пушкина восхищение:

…Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он – прекрасен.

Еще от автора Андрей Георгиевич Битов
Аптекарский остров

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа.


Пушкинский Дом

Роман «Пушкинский дом» критики называют «эпохальной книгой», классикой русской литературы XX века. Законченный в 1971-м, он впервые увидел свет лишь в 1978-м — да и то не на родине писателя, а в США.А к российскому читателю впервые пришел только в 1989 году. И сразу стал культовой книгой целого поколения.


Нулевой том

В «Нулевой том» вошли ранние, первые произведения Андрея Битова: повести «Одна страна» и «Путешествие к другу детства», рассказы (от коротких, времен Литературного объединения Ленинградского горного института, что посещал автор, до первого самостоятельного сборника), первый роман «Он – это я» и первые стихи.


Человек в пейзаже

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Преподаватель симметрии

Новый роман Андрея Битова состоит из нескольких глав, каждая из которых может быть прочитана как отдельное произведение. Эти тексты написал неизвестный иностранный автор Э. Тайрд-Боффин о еще менее известном авторе Урбино Ваноски, а Битов, воспроизводя по памяти давно потерянную книгу, просто «перевел ее как переводную картинку».Сам Битов считает: «Читатель волен отдать предпочтение тому или иному рассказу, но если он осилит все подряд и расслышит эхо, распространяющееся от предыдущему к следующему и от каждого к каждому, то он обнаружит и источник его, то есть прочтет и сам роман, а не набор историй».


Фотография Пушкина (1799–2099)

В книгу включены повести разных лет, связанные размышлениями о роли человека в круге бытия, о постижении смысла жизни, творчества, самого себя.


Рекомендуем почитать
Гагарин в Оренбурге

В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Пятое измерение. На границе времени и пространства

«Пятое измерение» – единство текстов, написанных в разное время, в разных местах и по разным поводам (круглые даты или выход редкой книги, интервью или дискуссия), а зачастую и без видимого, внешнего повода. События и персоны, автор и читатель замкнуты в едином пространстве – памяти, даже когда речь идет о современниках. «Литература оказалась знанием более древним, чем наука», – утверждает Андрей Битов.Требования Андрея Битова к эссеистике те же, что и к художественной прозе (от «Молчания слова» (1971) до «Музы прозы» (2013)).


Путешествие из России

«Империя в четырех измерениях» – это книга об «Империи», которой больше нет ни на одной карте. Андрей Битов путешествовал по провинциям СССР в поиске новых пространств и культур: Армения, Грузия, Башкирия, Узбекистан… Повести «Колесо», «Наш человек в Хиве, или Обоснованная ревность» и циклы «Уроки Армении», «Выбор натуры. Грузинской альбом» – это история народов, история веры и войн, это и современные автору события, ставшие теперь историей Империи.«Я вглядывался в кривую финскую березку, вмерзшую в болото родного Токсова, чтобы вызвать в себе опьянение весенним грузинским городком Сигнахи; и топтал альпийские луга, чтобы утолить тоску по тому же болоту в Токсове».


Оглашенные

Роман-странствие «Оглашенные» писался двадцать лет (начатый в начале 70-х и законченный в 90-х). По признанию автора, «в этой книге ничего не придумано, кроме автора». Это пазл, сложенный из всех жанров, испробованных автором в трех предыдущих измерениях.Автор знакомит читателя с главными солдатами Империи: биологом-этологом Доктором Д., предлагающем взглянуть на венец природы глазами других живых существ («Птицы, или Новые сведения о человеке»), и художником-реставратором Павлом Петровичем, ищущем свою точку на картине Творца («Человек в пейзаже»)