Пушкин за 30 минут - [7]

Но их мольбы я хладно отвергала

Не для того, чтоб беглого монаха…

Самозванец

(встает)

Не презирай младого самозванца;

В нем доблести таятся, может быть,

Достойные московского престола,

Достойные руки твоей бесценной…

Марина

Достойные позорной петли, дерзкий!

Самозванец

Виновен я; гордыней обуянный,

Обманывал я бога и царей,

Я миру лгал; но не тебе, Марина,

Меня казнить; я прав перед тобою.

Нет, я не мог обманывать тебя.

Ты мне была единственной святыней,

Пред ней же я притворствовать не смел.

262

Любовь, любовь ревнивая, слепая,

Одна любовь принудила меня

Все высказать.

Марина

Чем хвалится, безумец!

Кто требовал признанья твоего?

Уж если ты, бродяга безымянный,

Мог ослепить чудесно два народа,

Так должен уж по крайней мере ты

Достоин быть успеха своего

И свой обман отважный обеспечить

Упорною, глубокой, вечной тайной.

Могу ль, скажи, предаться я тебе,

Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,

Соединить судьбу мою с твоею,

Когда ты сам с такою простотой,

Так ветрено позор свой обличаешь?

Он из любви со мною проболтался!

Дивлюся: как перед моим отцом

Из дружбы ты доселе не открылся,

От радости пред нашим королем

Или еще пред паном Вишневецким

Из верного усердия слуги.

Самозванец

Клянусь тебе, что сердца моего

Ты вымучить одна могла признанье.

Клянусь тебе, что никогда, нигде,

Ни в пиршестве за чашею безумства,

Ни в дружеском, заветном разговоре,

Ни под ножом, ни в муках истязаний

Сих тяжких тайн не выдаст мой язык.

Марина

Клянешься ты! итак, должна я верить –

О, верю я! – но чем, нельзя ль узнать,

Клянешься ты? не именем ли бога,

Как набожный приимыш езуитов?

Иль честию, как витязь благородный,

Иль, может быть, единым царским словом,

Как царский сын? не так ли? говори.

Димитрий

(гордо)

Тень Грозного меня усыновила,

Димитрием из гроба нарекла,

Вокруг меня народы возмутила

И в жертву мне Бориса обрекла –

Царевич я. Довольно, стыдно мне

Пред гордою полячкой унижаться. –

Прощай навек. Игра войны кровавой,

Судьбы моей обширные заботы

Тоску любви, надеюсь, заглушат.

О как тебя я стану ненавидеть,

Когда пройдет постыдной страсти жар!

Теперь иду – погибель иль венец

Мою главу в России ожидает,

Найду ли смерть, как воин в битве честной,

Иль как злодей на плахе площадной,

Не будешь ты подругою моею,

Моей судьбы не разделишь со мною;

Но – может быть, ты будешь сожалеть

Об участи, отвергнутой тобою.

Марина

А если я твой дерзостный обман

Заранее пред всеми обнаружу?

Самозванец

Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?

Что более поверят польской деве,

Чем русскому царевичу? – Но знай,

Что ни король, ни папа, ни вельможи

Не думают о правде слов моих.

Димитрий я иль нет – что им за дело?

Но я предлог раздоров и войны.

Им это лишь и нужно, и тебя,

Мятежница! поверь, молчать заставят.

Прощай.

Марина

Постой, царевич. Наконец

Я слышу речь не мальчика, но мужа.

С тобою, князь, она меня мирит.

Безумный твой порыв я забываю

И вижу вновь Димитрия. Но – слушай:

Пора, пора! проснись, не медли боле;

Веди полки скорее на Москву –

Очисти Кремль, садись на трон московский,

Тогда за мной шли брачного посла;

Но – слышит бог – пока твоя нога

Не оперлась на тронные ступени,

Пока тобой не свержен Годунов,

Любви речей не буду слушать я.

(Уходит.)

Самозванец

Нет – легче мне сражаться с Годуновым

Или хитрить с придворным езуитом,

Чем с женщиной – черт с ними; мочи нет.

И путает, и вьется, и ползет,

Скользит из рук, шипит, грозит и жалит.

Змея! змея! – Недаром я дрожал.

Она меня чуть-чуть не погубила.

Но решено: заутра двину рать.

И. И. Пущину (1826)

Мой первый друг, мой друг бесценный!

И я судьбу благословил,

Когда мой двор уединенный,

Печальным снегом занесенный,

Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:

Да голос мой душе твоей

Дарует то же утешенье,

Да озарит он заточенье

Лучом лицейских ясных дней!

Зимнее утро (1829)

Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный –

Пора, красавица, проснись:

Открой сомкнуты негой взоры

Навстречу северной Авроры,

Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,

На мутном небе мгла носилась;

Луна, как бледное пятно,

Сквозь тучи мрачные желтела,

И ты печальная сидела –

А нынче… погляди в окно:

Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит;

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском

Озарена. Веселым треском

Трещит затопленная печь.

Приятно думать у лежанки.

Но знаешь: не велеть ли в санки

Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу,

Друг милый, предадимся бегу

Нетерпеливого коня

И навестим поля пустые,

Леса, недавно столь густые,

И берег, милый для меня.

Я вас любил (1829)

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

К***(1829)

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья