Пушкин в жизни. Спутники Пушкина - [104]

Я помню вас! Вы неизменно

Блестите в памяти моей, —

Звезда тех милых, светлых дней,

Когда, гуляка вдохновенный,

Я в мир прохлады деревенской —

Весь свой разгул души студентской —

В ваш дом и сад переносил;

Когда прекрасно, достохвально

Вы угощали там двоих

Певцов, – и был один из них

Сам Пушкин (в оны дни опальный

Певец свободы), а другой…

Другой был я, его послушник,

Его избранник и подручник,

И собутыльник молодой.

Как хорошо тогда мы жили!

Какой огонь нам в душу лили

Стаканы жженки ромовой!

Ее вы сами сочиняли:

Сладка была она, хмельна;

Ее вы сами разливали,

И горячо пилась она!..

Примите ж ныне мой поклон

За восхитительную сладость

Той жженки пламенной, за звон,

Каким звучали те стаканы

Вам похвалу; за чистый хмель,

Каким в ту пору были пьяны

У вас мы ровно шесть недель…

Я верно, живо помню вас,

И взгляд радушный и огнистый

Победоносных ваших глаз.

И ваши кудри золотисты

На пышных склонах белых плеч,

И вашу сладостную речь,

И ваше сладостное пенье,

Там, у окна, в виду пруда…

Н. М. Языков (поэт) – бар. Е. Н. Вревской. – Пушкин и его совр-ки, вып. I, с. 120.

(Среди достопримечательностей села Голубова, имения Вревских): серебряный ковшичек на длинной ручке, в котором бар. Евпр. Н. Вревская, будучи еще не замужем, варила жженку для Пушкина, Языкова и Вульфа.

Б. Л. Модзалевский. Поездка в Тригорское в 1902 г. – Там же, с. 6.

Сестра Euphrosine, бывало, заваривает всем нам, после обеда, жженку; сестра прекрасно ее варила, да и Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтоб она заваривала жженку. И вот мы из больших бокалов – сидим, беседуем да распиваем пунш. И что за речи несмолкаемые, что за звонкий смех, что за дивные стихи то Пушкина, то Языкова сопровождали нашу дружескую пирушку! Языков был страшно застенчив, но и тот, бывало, разгорячится, – куда пропадает застенчивость, – и что за стихи, именно языковские стихи, говорил он то за «чашей пунша», то у ног той же Евпраксии Николаевны.

Ал. Н. Вульф по записи М. И. Семевского. – СПб. Вед., 1866, № 139.

И часто вижу я во сне:

И три горы, и дом красивый,

И светлой Сороти извивы

Златого месяца в огне,

И там, у берега, тень ивы,

И те отлогости, те нивы,

Из-за которых, вдалеке,

На вороном аргамаке,

Заморской шляпою покрытый,

Спеша в Тригорское, один —

Вольтер и Гете, и Расин —

Являлся Пушкин знаменитый;

И ту площадку, где в тиши

Нас нежила, нас веселила

Вина чарующая сила, —

Оселок сердца и души;

И все божественное лето…

Н. М. Языков – П. А. Осиповой («Благодарю вас за цветы…»).

Свет Родионовна, забуду ли тебя?

.................................................

Всегда, приветами сердечной доброты,

Встречала ты меня, мне здравствовала ты;

Когда чрез длинный ряд полей, под зноем лета,

Ходил я навещать изгнанника поэта,

И мне сопутствовал приятель давний твой.

Ареевых наук питомец молодой (Ал. Вульф),

Как сладостно твое святое хлебосольство

Нам баловало вкус и жажды своевольство!

С каким радушием, – красою древних лет, —

Ты набирала нам затейливый обед!

Сама и водку нам, и брашна подавала,

И соты, и плоды, и вина уставляла

На милой тесноте старинного стола!

Ты занимала нас, добра и весела,

Про стародавних бар пленительным рассказом.

Мы удивлялися почтенным их проказам,

Мы верили тебе, и смех не прерывал

Твоих бесхитростных суждений и похвал;

Свободно говорил язык словоохотный,

И легкие часы летели беззаботно!

Н. М. Языков. К няне А. С. Пушкина.

Там, где на дол с горы отлогой

Разнообразно сходит бор

В виду реки и двух озер

И нив с извилистой дорогой,

Где, древним садом окружен,

Господский дом уединенный

Дряхлеет, памятник почтенный

Елисаветинских времен, —

Нас, полных юности и вольных,

Там было трое… (Пушкин, Языков и Вульф)

Вон там, – обоями худыми

Где-где прикрытая стена,

Пол нечиненный, два окна

И дверь стеклянная меж ними;

Диван под образом в углу,

Да пара стульев: стол украшен

Богатством вин и сельских брашен,

И ты, пришедшая к столу, —

Мы пировали. Не дичилась

Ты нашей доли – и порой

К своей весне переносилась

Разгоряченною мечтой;

Любила слушать наши хоры,

Живые звуки чуждых стран,

Речей напоры и отпоры,

И звон стакана об стакан.

Уж гасит ночь свои светила,

Зарей алеет небосклон;

Я помню, что-то нам про сон

Давным-давно ты говорила.

Напрасно! Взял свое Токай,

Шумней удалая пирушка:

Садись-ка, добрая старушка,

И с нами бражничать давай!

Н. М. Языков. На смерть няни А. С. Пушкина.

Лето 1826 года было знойно в Псковской губернии. Недели проходили без облачка на небе, без освежительного дождя и ветра. Пушкин почти бросил все занятия, ища прохлады в садах Тригорского и Михайловского.

П. В. Анненков. Материалы, с. 162.

Изобилие плодов земных, благорастворение воздуха, благорасположение ко мне хозяйки, госпожи Осиповой, женщины умной и доброй, миловидность и нравственная любезность и прекрасная образованность дочерей ее, жизнь или, лучше скажу, обхождение совершенно вольное и беззаботное, потом деревенская прелесть природы, наконец, сладости и сласти искусственные, как-то: варенья, вина и проч., – и все это вместе составляет нечто очень хорошее, почтенное, прекрасное, восхитительное, одним словом – житье!

Н. М. Языков – матери, 26 июля 1826 г. – Языковский архив, вып. I, с. 256.