Пушкин и масонство - [17]

«Мне об вас много говорил министр внутренних дел и министр юстиции», — Марфин небрежно отвечает:

«Да, они меня знают…» Крапчик уводит Марфина во время бала в спальню увешанную масонскими знаками. «Передний угол комнаты занимала большая божница, завершавшаяся вверху полукуполом, в котором был нарисован благословляющий Бог с тремя лицами, но с единым лбом и с еврейской надписью: «Иегова». В числе прочих масонских атрибутов висел и портрет великого мастера всех Соединенных лож, герцога Брауншвейг— Люнебургского». В этом масонском капище между Крапчиком и Марфиным происходит следующий разговор:

— Значит нет никакой надежды на наше возрождение, — заговорил он.

— Никакой, ни малейшей, — отвечал Марфин, постукивая своей маленькой ножкой. — Я говорю это утвердительно, потому что по сему поводу мне были переданы слова самого Государя.

— Государя?.. — переспросил предводитель с удивлением и недоверием.

Марфин в ответ утвердительно кивнул головой. Сомнение все еще не сходило с лица предводителя.

— Мне поведено было объяснить, — продолжал Марфин, кладя свою миниатюрную руку на могучую ногу Крапчика, — кто, к какой принадлежу ложе, какую занимаю степень и должность в ней и какая разница между масонами и энциклопедистами, или, как там выражено, вольтерьянцами, и почему в обществе между ими и нами существует такая вражда. Я на это написал все, не утаив ничего. Предводитель был озадачен.

— Но, почтенный брат, не нарушили ли вы тем наш обет молчания? — глухо проговорил он.

Марфин отвечает, что он написал, что он «христианин и масон, принадлежу к такой-то ложе… Более двадцати лет исполняю в ней обязанности гроссмейстера». Марфин заявляет, что ему было передано пожелание Николая I, «чтоб в России не было, ни масонов, ни энциклопедистов, а были бы только истинно-русские люди, истинно православные, любили бы свое отечество и оставались бы верноподданными».

Чрезвычайно характерен происшедший затем разговор.

«— Мы и православные и верноподданные! — подхватывает губернский предводитель.

— Нет, это еще не все, мы еще и другое! — перебил его снова с несколько ядовитой усмешкой Марфин. — Мы — вы, видно забываете, что я вам говорю: мы — люди, для которых душа человеческая и ее спасение дороже всего в мире, и для нас не суть важны ни правительства, ни границы стран, ни даже религия».

Крапчик спрашивает Марфина: «А с вас, скажите, взята подписка о непринадлежности к масонству?» На этот вопрос следующий характерный ответ:

«— Никакой!.. Да я бы и не дал ее: я как был, есмь и останусь масоном! — отвечал Марфин.

Губернский предводитель грустно усмехнулся и качал было:

— Опять-таки в наших правилах сказано, что если монаршая воля запретит наши собрания, то мы должны повиноваться тому безропотно и без малейшего нарушения.

— Опять-таки вы слышали звон, да не уразумели, где он, — перебил его с обычною своею резкостью Марфин. — Сказано: «запретить собрания наши», — тому мы должны повиноваться, а уж никак это не касается нашего внутреннего устройства: на религию и на совесть узды класть нельзя!» Имение Марфина Кузьмищево — масонское логово. Марфин собирает в нее своих друзей масонов, священник сельской церкви в Кузьмищеве и тот масон, пишущий историю запрещенного масонства.

Писемский рисует, как во время пребывания Марфина в Москве, он посещает церковь, в которой собираются московские масоны.

«Помещавшийся у свечного ящика староста церковный и вместе с тем, должно быть, казначей почтамта, толстый, важный, с Анною на шее, увидав подходящего к нему Егора Егоровича, тотчас утратил свою внушительность и почтительно поклонился ему, причем торопливо приложив правую руку к своей жирной шее, держа почти перпендикулярно большой палец к остальной кисти руки, каковое движение прямо обозначало шейный масонский знак ученика».

Марфин вовлекает в масонство отставного капитана и свою будущую жену Сусанну. Причем принятие Сусанны в масоны было совершено о. Василием в сельской церкви. «Она вошла и увидала отца Василия не в епитрахили, как обыкновенно священники бывают на исповеди, но в белом запоне и с орденом на груди. Несмотря на свою осторожность, отец Василий не выдержал и облекся в масонские доспехи, чем чрезвычайно осталась довольна Сусанна Николаевна, и когда он благословил ее, то она с горячим чувством поцеловала его руку». Затем состоялось принятие Сусанны в ложу и с нее была взята расписка. Марфин пытался издать написанную о. Василием «Историю масонства в России», но несмотря на влиятельные знакомства ему это не удалось. Чтобы вознаградить начавшего пить о. Василия Марфин посылает «Историю масонства в России» местному архиерею Евгению, который встретив Марфина сказал ему: «Как я вам благодарен, что вы познакомили меня с прекрасным произведением отца Василия, тем более, что он, как узнаю его по фамилии, товарищ мне по академии». В результате священник-масон оказывается в должности профессора церковной истории в местной семинарии.

Ничего невероятного в описанном Писемским нет, если вспомнить, что и самый влиятельный в Николаевскую эпоху митрополит Филарет был воспитанником в. юности масонского Дружеского общества.