Пушкин и его современники - [6]

)[33] — тридцать три пьесы, а во второе (уже с именем автора) — те же пьесы, но с прибавлением двадцати шести новых, — всего пятьдесят девять. Эти произведения, на разнообразные темы («Москва», «Завещание», «Отчий дом», «Детство», «Четыре времени года», «Мечты», послания к разным лицам и т. п.), по технике несколько выше ранних опытов Долгорукова, не лишены и чувства, и мысли, но всё же не возвышаются над скромною посредственностью. Эпиграфом к своим книжкам Долгоруков поставил слова:

Пою не по наследству лиры,

Но муз, без спроса их, любя, —

а в виде вступления или предисловия привёл стихи свои:

Зачем писал я? Это знает

Мой демон. По словам Платона,

У каждого из нас есть свой:

Кто любит женщин; кто охотник

За картами губить свой век.

Мне милы гордые Камены

И сладок лир волшебный звук.

Автобиографических черт в стихотворениях Долгорукова мало, хотя есть кое-какие воспоминания об отце, о детстве; о Пушкине Долгоруков не обмолвился в своих стихах нигде ни словом; а между тем он был с ним знаком довольно близко, по крайней мере поэт однажды вспомнил о нём в письме к С. И. Тургеневу, константинопольскому сослуживцу Долгорукова, — от 21 августа 1821 г., из Кишинёва: здесь Пушкин тогда встречался со старшим братом Долгорукова, князем Павлом Ивановичем Долгоруковым, служившим в 1821—1822 гг. в Кишинёве[34] членом Попечительного комитета о колонистах Южного края России, председателем которого и в то же время главным попечителем был известный И. Н. Инзов[35].

Из других членов «лампы» мы узнаем нечто новое об А. А. Токареве[36], — деятельном члене «Союза благоденствия», умершем в 1821 г., — а именно, знакомимся с двумя его стихотворениями: шутливою похвальною одою табаку и «Сонетом на тленность земных вещей»; обе пьесы — сатирического содержания и свидетельствуют о том, что автор недурно владел стихом (его сонет написан вполне правильно) и был человеком, не лишённым остроумия. Вот эти стихотворения:

I

Тебе хвала и честь и ревностно куренье:

Тебе я приношу сие стихотворенье,

О сладкий аромат, о благовонный злак,

От скуки верный щит, возлюбленный табак!

Расти и процветай; плодись и умножайся;

Крошися в картузы; в сигары завивайся,

Во трубках без числа как Вестин огнь пылай

И облаком густым до потолка взлетай.

Желает славы сей, достойно заслуженной,

Тебе любитель твой, тобою восхищенной.

И в самом деле: что невинней может быть,

Приятнее для нас забавы сей — курить?

Любовь, сокровища, вино и жажда славы

Давали тысяче рождение бедам,

Ввергали в горести и развращали нравы, —

Табак же никогда не делал зла людям.

Что, если б смертные от скуки и печали

Не к картам, не к вину, но к трубкам прибегали, —

От скольких ссор и слёз, от скольких лютых бед

Премудрым средством сим избавлен был бы свет!

Антитабашницы, несправедливо злые,

О слабые носы, о головы больные!

Умолкните же вы, не смейте порицать

Ту вещь, которую мир должен уважать.

Расти ж, цвети, табак, плодись и умножайся,

Крошися в картузы, в сигары завивайся,

Во трубках без числа как Вестин огнь пылай

И дымным облаком до потолка взлетай!

II

СОНЕТ НА ТЛЕННОСТЬ ЗЕМНЫХ ВЕЩЕЙ

Гробницы гордые Египетских царей,

Колосс, до облаков касавшийся главою,

Дедалов лабиринт, бесценный мавзолей,

Сады, висевшие над чудною стеною.

Эфесский дивный храм, огромный Колизей,

Гигантский, грозный конь, в погибель ввергший Трою

Родивши целу рать утробою своей!

Свидетельствуете вы власть времён собою!

И ваши устоять твердыни не могли,

Попрали веки вас и ветры разнесли:

Сатурну всё должно на свете покоряться…

Коль мира ж чудеса как сельный гибли злак,

То мне возможно ли роптать и удивляться,

Что продрался и мой на локте старый фрак!

Узнаем мы и характер упражнений в «Зелёной лампе» Н. В. Всеволожского, главного деятеля кружка, дававшего ему приют в своём богатом доме и щедро угощавшего своих друзей после заседаний. Вопреки приведённому выше указанию П. А. Ефремова, будто бы Всеволожский читал в собраниях кружка свои обширные очерки из русской истории, составленные не по Карамзину, а по летописям, — мы видим теперь, что это были вовсе не обширные очерки, а лишь краткие компиляции ученического типа, составленные не по летописям, а именно и лишь по «Истории государства Российского» Карамзина; только статеечки об Яне Усмошвеце и о Козьме Минине скомпилированы из каких-то других книг[37]. Так, по сличении с текстом «Истории» Карамзина, оказывается, что очерк «Аскольд и Дир» почти дословно, с некоторыми лишь сокращениями, выписан из глав 4 и 5 тома I «Истории»; «Олег» — из главы 5 (есть прямая ссылка на Карамзина), «Святослав Игоревич» — из главы 7, опять-таки со ссылкой на Карамзина; «Жизнь в. к. Владимира» — из главы 9; «Жизнь Рогнеды» — из главы 8; «Жизнь Ярополка» — оттуда же; «Жизнь князя Игоря» — из главы 6; наконец, «Список знаменитым людям Российского Государства» составлен, несомненно, также лишь по I и II томам «Истории» Карамзина. По ничтожеству этих статеек мы не приводим здесь ни одной из них, предпочитая сообщить единственный стихотворный опыт Всеволожского, сохранившийся в бумагах «Зелёной лампы», так как о деятельности Всеволожского, как стихотворца, до сих пор ничего не было известно. Вот его басня «Орёл и Улитка», не лишённая некоторых либеральных ноток и политического оттенка: