Пушки и колокола - [6]

Скрипя зубами, учитель начал наведываться в гости к будущим родственникам. Поначалу вроде как по хозяйству помочь: полочки те же самые сладить или, например, разъяснив кузнецам что да как, крючки изготовить для одежды. Для себя, понятное дело, вначале. Потом Матрена петлицы нашила на зипуны да штаны, а трудовик первое подобие шкафчика смастерил с дверками закрывающимися, да крючки те внутри приколотил. Дождавшись очередного визита высоких гостей, с гордостью продемонстрировал новинку. Ох, понравилась она и Дмитрию Ивановичу, и Владимиру Андреевичу. Уже через неделю в палатах княжьих такие появились. А затем, к невероятной радости покалеченного Тверда, такую же сбили в доме бывшего рынды[8]. Так, за заботами этими, слово за слово начал с Аленой общаться.

Поперву, понятно, – дежурно. Доброго, мол, здравия. Как, мол, поживаете? И прочее. Потом уже, в хлопотах разговорившись, начал понимать, что не такая уж и мегера она, как вначале виделась. И приветлива, и умна, и ладная. В общем, выражаясь словами Великого Комбинатора, «Лед тронулся!». Только по упертости своей природной преподаватель все еще фыркал, едва заходил разговор о его скорой женитьбе. А на деле так и радовался втихаря выбору князя: ведь и вправду дуреху мог какую подсунуть, с которой только в запой или в петлю. Ну или времени не дать совсем, и кто его знает, как бы тогда оно все вышло. Особенно с поправкой на характер Николая Сергеевича. В общем, по мере приближения сватовства отходил Булыцкий, злобу свою постепенно умаляя.

– Слышь, Никола, да ты уж и расцвел прямо! – усмехнулся как-то Милован. – Оно хоть и ерепенишься, да, видать, и не тяготит тебя женитьба, а?

– Все-то ты, леший, видишь, – проворчал в ответ преподаватель. – Ты-то когда свататься собираешься?

– Так после тебя сразу, – расплылся в улыбке его бородатый товарищ. – Матрена просила.

– А ей-то какая беда? Что ей с того, когда за тебя идти?

– А такая, что сделал ты для нее ох сколько! Как отец! Приданого, вон, – три рубля! Батя родной не каждой дочери такого даст! Вот и желает, чтобы все так было. А я и не перечу; больно ладный ты мужик, Никола, а еще и брат названый. Куда мне поперек старшего-то лезть?

– Спасибо на слове добром, – улыбнулся пришелец.

– Славные они; Тверд да Алена. Задиристые только, так без этого нынче как? Да никак! Ты тоже – хорош. На пустом месте иной раз дров таких наломаешь!

– Ладно, ладно, – остановил его Булыцкий. – Погутарили, и будет.

– Как скажешь, – спокойно согласился его собеседник. – Будет так будет.

За хлопотами утекли еще полторы недели, за которыми и наступил последний день Рождественского поста. А раз так, то начали собираться сваты, наряжаясь в лучшие одежки да дары наготавливая. В назначенный день, отстояв утреню, Милован с Никодимом в сопровождении свиты верных пацанят погрузились в специально подогнанные для этого дела сани да покатили к дому Тверда. Булыцкий же, выйдя на крыльцо, облокотился на перила, ожидая посланцев. Ведь тут уже историка интерес взыграл, шутка ли: самолично принять участие в уже практически забытом в наше время обряде, пусть и местного масштаба! И хоть не так это было увлекательно и завораживающе, как битва за Москву или посещение скоморошьих потех, но все равно – захватывающе. Особенно когда ты под шестьдесят годов вдруг молодоженом заделался!

Ну и сам факт, конечно, душу грел, что только ему, обычному преподавателю из Подмосковья, за невесть какие заслуги довелось поучаствовать в глобальном эксперименте: «Измени историю». Причем не в роли фактически бесправного наблюдателя, а-ля дон Румата, но – непосредственного участника процесса с правом на внесение корректировок. Порой даже совершенно невероятных! Улет! Особенно учителю, для которого самым масштабным мероприятием до того было организация областной историко-краеведческой конференции!

Ждать пришлось долго. Уже и замерзать начал Булыцкий, и надежда затеплилась: вдруг там криво что пошло, да и отказал Тверд гостям. Да только и она скоро угасла. Задорные свисты задолго до появления «свадебного кортежа» известили окрестности о том, что сторонам удалось прийти к согласию. Минута, и во двор влетела шумная орава.

– Все, Никола! – не дожидаясь, пока остановятся сани, разгоряченный Милован соскочил на утоптанный снег. – Согласие дал Тверд. Третьего дня теперь на смотрины жди! Да гляди мне, – в шутку погрозил он кулаком своему товарищу, – лицом в грязь не ударь! Я тут жениха так нахвалил, что хоть бы и саму княгиню тебе!

– Ух, умолил! – статно сошел на землю Никодим. – С таким-то ясыком хоть бы и на ялмалке толгофать! Уш больно шибок! – как показалось виновнику торжества, даже с завистью посмотрел на товарища ремесленник. – Женку пы отдал свою, коли такой толховаться плиехал пы, – неожиданно звонко расхохотался мастеровой.

– Да ну тебя, – фыркнул в ответ Булыцкий.

– Все, Никола. Ежели ты не оплошаешь, считай, дело сделано! – подбоченясь, гордо вымолвил дружинник.

– Оплошаешь тут с вами, – беззлобно проворчал учитель, – черти.

Следующие два дня пролетели за хлопотами. Холостяцкий дом, и без того вычищенный и вылизанный, теперь представлял собой образцово-показательную хату, по которой можно было охарактеризовать хозяина как мужика хоть и безродного