Пушки царя Иоганна - [141]

– Надо было Пронского вместе с людишками его – имать, и в железа́, а то они языками трепали, да до греха-то и довели народ.

– Так посадили под арест князя Петра…

– Поздно посадили! Вон сколько беды от их болтовни приключилось. Я чаю, за Лизку Лямкину с дочкой государь спросит.

– Вельяминов чего-то волком глядит…

– Твой бы терем подпалили – ты бы еще не так глядел.

– Думаешь, знает уже?

– Уж конечно, нашлось кому доложить.

– Да ведь потушили терем!

– Так то стрельцы потушили, когда бунтовщиков от слободы отогнали, а не ты. А уж куда его сестра делась – и вовсе никто не ведает.

– Ой, беда-то какая…

Закончив молиться, я встал и направился к стоящим кучкой думцам. Те, ни слова не говоря, повалились в ноги и уткнулись бородатыми рожами в землю. Стоящий рядом Никита, казалось, был готов кинуться на них с саблей, но сдержался. За спинами бояр выросли стремянные стрельцы во главе с Анисимом, и лица их не выражали ничего доброго.

– Встаньте, – коротко велел я.

Бояре стали подниматься, причем одни, не чуявшие за собой особой вины – сразу же, другие еще бы повалялись, пережидая царский гнев. Дождавшись, пока все встанут, я спросил:

– Ну, рассказывайте, что у вас тут приключилось?

– Виноваты кругом, государь, – выступил вперед Черкасский, – недоглядели. Ратники побитого Пронского как в Москве появились, так стали кричать, сукины дети, что иноземцы тебя предали, оттого и замятня приключилась. Одни сдуру на Кукуй напали, других нечистый на Стрелецкую слободу понес.

– Иноземная слобода стенами огорожена, – сумрачным голосом заметил я.

– Так ее и не взяли, – вступил в разговор Романов. – Сначала стража отбилась, а потом и мы на помощь подошли.

– А…

– То в городе приключилось, – со вздохом ответил боярин на мой невысказанный вопрос. – На карету их напали. Видать, по должникам ездили.

– Девочку нашли?

– Нет, государь, ищем покуда.

– Так зачинщик – Пронский?

– Нет. Он как узнал, что бунт приключился, тоже со своими людишками бросился с бунтовщиками биться, да только поздно было уже.

– А кто?

– Ивашка Телятевский, чтобы ни дна ему, ни покрышки!

– Нашли?

– Прости, государь, как сквозь землю провалился, проклятый.

– Не вели казнить, государь, вели слово молвить, – выступил вперед Лыков.

– Говори, Борис Михайлович.

– Моя то вина, – скорбно вздохнул князь. – Упустил главного супостата.

– Как так?

– На двор его напали тати, – пояснил Черкасский. – Большая драка была! Всех татей посекли, а главарь утек.

– Племяша моего, молодого князя Щербатова, едва до смерти не убили, – снова подал голос Лыков.

– А что это он не в полку был?

– На линию его посылали по службе, – тихо сказал мне Никита, несмотря на горе, ничего не забывающий и не упускающий. – Как вернулся, полк уже в походе был.

– Что до твоего терема, Никита Иванович, то его стрельцы отбили и пожечь не дали. А вот где твои домашние укрылись, пока не ведаю.

В принципе, если не считать нескольких мелких деталей, обо всем произошедшем я уже знал. Кто-то умело воспользовался паникой, возникшей после прибытия беглецов из полка князя Пронского, и спровоцировал бунт. Иноземцев в Москве никогда особенно не любили, а уж после Смуты тем более. Так что призыв: «Бей немцев!» упал на благодатную почву. Как это обычно бывает в таких случаях, сначала оставшиеся ведать город думцы впали в ступор, но затем пришли в себя и стали действовать. Взявшие на себя руководство Романов с Черкасским подняли оставшихся стрельцов с немногочисленными поместными и разогнали толпы бунтовщиков, после чего занялись сыском. Так что волнения довольно скоро прекратились, но вести о них распространились и едва не привели к печальным последствиям. Впрочем, взяв ситуацию под контроль, бояре тут же уведомили об этом меня, и на переговорах с поляками это никак не отразилось. А возвращение в Москву отбитых у врага наших пленных окончательно принесло успокоение в сердца и мысли столичных жителей. Но все же меня не отпускала мысль, что есть во всей этой истории какая-то недоговоренность. Какая именно, я еще не знал, но был уверен, что рано или поздно все равно докопаюсь до истины.

– Ладно, не будем людям праздник портить, – вздохнул я, – все же не каждый день такие победы случаются. Пусть порадуются, благо есть чему.

Бояре, облегченно вздохнув, понятливо закивали и бросились заниматься своими прямыми обязанностями. Затрубили трубы, и войска двинулись внутрь города. Сначала кавалерия, затем повезли захваченные у врага пушки, причем рядом с ними шли глашатаи и, громко крича, объясняли собравшимся, что это за орудия и при каких обстоятельствах они перешли в наши руки. Дойдя до кремля, процессия разделилась: трофеи отправились в Пушечный двор, стрельцы и рейтары двинулись к своим домам, а люди начальные во главе со мной отправились сначала в собор, а лишь затем, отстояв службу, смогли разойтись.

На Москву уже спустилась ночь, когда я наконец освободился. Придворные приготовили для меня и моих приближенных баню и готовились накрыть на стол, однако сил выдерживать томительную неизвестность больше не было. Хотелось хоть какой-то ясности, и поэтому я с Никитой, Анисимом и небольшой свитой тайком покинули кремль и поскакали напрямую в Кукуй. Где-то в стороне гремели радостные крики, а мы, терзая бока коней шпорами, стремительно неслись к цели нашего путешествия.