Пушка Ньютона. Исчисление ангелов - [14]

А у магнетизма, как тебе известно, свои особенности. Поскольку магнетизму подвержены определенные металлы, то магнит будет притягивать железо, несмотря на действие гравитации.

Получается, что сродство, которое позволяет двум эфирографам переписываться через океан, еще более специфическое. Вибрация кристаллической пластинки нашего эфирографа и того, что в Англии, одинакова. Это значит, что только эти два аппарата могут переговариваться друг с другом. Такое возможно потому, что стеклодув вначале изготовляет кристалл, а потом разрезает его пополам.

Джеймс нахмурился:

– Должен быть еще какой-то способ, ну, отыскать сродство с другим, не парным кристаллом.

Бен вскинул голову.

– Я не думал об этом. – Он был поражен неожиданно высказанной Джеймсом мыслью. – Книга, которую я принес, это новая редакция «Начал». Если то, что ты хочешь, возможно, то способ должен быть описан в этой книге. Если я прочитаю, обязательно сделаю то, о чем ты просишь. – Бен ждал ответа брата, затаив дыхание.

Джеймс помолчал, затем, тяжело вздохнув, согласился:

– Оставайся здесь на ночь и запиши ту часть «Меркурия», которая должна прийти. Разложи листы, а я приду пораньше, ну и сам наберу шрифт. Тебя разбужу на час позже. Так хватит тебе времени-то эту книгу прочитать?

Бен кивнул.

– Мне чутье подсказывает, братишка, что я на верном пути. А коли так, то наше будущее обеспечено.

«Не наше, а твое», – про себя поправил его Бен.

– Ну, заканчивай сегодняшний набор – и свободен, читай свою книгу. Губбард ничего не будет отправлять раньше одиннадцати. А мне надо тут еще кой по каким делам сходить. – Джеймс поднялся и отряхнул пыль с колен. – Мы ух как много чего добьемся, Бен, коли будем работать без ругани и драк. Порой ты вселяешь в меня надежду, братишка. – Он надел свое светло-коричневое пальто и вышел из печатни. Вне всякого сомнения, направился назад в «Зеленый дракон».

На несколько мгновений Бена охватил безудержный восторг. Ему удалось получить разрешение на чтение книги! Хотя он в любом случае нашел бы для этого время. Но, кроме того, он чувствовал, что идея брата не так уж безнадежна. То, что Джеймс вынужден был обратиться к нему за разъяснениями, доказывало, что Джеймс не так уж много знает, если вообще знает хоть что-то, о ньютоновских законах сродства.

3. Адриана

Адриана, не дописав строчку, остановилась и прислушалась. Она не поняла, действительно ли кто-то скребся в дверь или это перо скрипит по бумаге. Когда звук повторился, она быстро собрала листы с расчетами и спрятала их в ящик стола. Поднявшись, бросила взгляд в зеркало и увидела, что ее отражение бесхитростно выдает смятение чувств: злость, вызванная необходимостью прятать свои бумаги, сплелась со стыдом и с каким-то тайным наслаждением. Это было лицо грешницы, с упоением творящей свой грех.

Адриана знала, ее любовь и преданность науке – не грех вовсе. Просто считалось, что молодая женщина не должна этим заниматься. Но скрывать свои занятия – это уже нечто постыдное, особенно если она не отваживается говорить об этом на исповеди.

Адриана не без колебания подошла к дверям. Скрестись в дверь – так было принято в Версале, но здесь не Версаль. Разве что пожаловал гонец из дворца?

– Кто там?

– Фацио де Дюйе, – ответил приглушенный голос.

– Сударь, только в Версале принято скрестись в дверь, – отозвалась Адриана, – в остальных же местах стучат.

– Да, конечно, – ответил Фацио. – Простите, я могу поговорить с вами?

– Можете, если вас сопровождает компаньонка, – ответила она, постаравшись придать голосу оттенок сожаления. – В противном случае, боюсь, обо мне пойдут дурные слухи.

– О да, дорогая, конечно, – ответил голос за дверью. – Минуту, мадемуазель.

Она вновь подошла к своему столу – проверить, нет ли там чего-нибудь, не предназначенного для постороннего взгляда. Сардоническая улыбка заиграла на ее губах, когда она перевела взгляд на кровать и увидела там открытые «Начала». Она спрятала маленькую рыбку, а громадного кита оставила на самом видном месте. Адриана быстро засунула книгу под матрац.

Как только ее серьезное увлечение математикой получит широкую огласку, карьере в Академии наук сразу же придет конец. Ведь только предыдущая должность секретаря королевы сделала возможным ее пребывание в стенах Академии. И только неустанное распространение слухов, будто ее интересы ограничиваются музыкой, мифологией и рукоделием, позволяет ей заниматься тем, что она любит больше всего на свете, а истинной любовью Адрианы были возвышенная четкость и гармония уравнений. Более того, если ее способности и знания привлекут всеобщее внимание, могут возникнуть ненужные вопросы: как ей удалось проникнуть в запретную для женщин обитель науки? нет ли в этом угрозы окружающим ее людям?

Адриана часто спрашивала себя, почему ее должны заботить окружающие, если им до нее нет никакого дела.

Фацио, вероятно, пришел с благодарностями за ходатайство перед королем. Он обязан ей несоизмеримо большим, чем полагает. Адриана, к несчастью, напомнила Людовику о себе как раз тогда, когда он, вне всякого сомнения, забыл о ней. Король всегда отличался непомерным аппетитом, а персидский эликсир взбодрил его жизненные силы. Хотя, пока жива была Ментенон, с придворными дамами он держал себя неизменно в рамках галантной любезности, относился к ним даже несколько по-отечески, включая и Адриану.