Пушка из красной меди - [4]

После рассказа о разбойнике Федоте в тетради были записаны загадки с отгадками со слов бабушки Устиньи:

«Когда в году бывает столько дней, сколько у человека глаз?»

(Второго января.)

«Когда поп крест в портках выносит?»

(Всегда. Не пойдет же он без порток!)

«Москву строили, во что первый гвоздь колотили?»

(В шляпку.)

«Когда платья бывают из травы?»

(Когда они измяты.)

«В дряхлой избушке жили Просто да Ничего. Избушка стала рушиться. Просто вышло в двери, а Ничего — в окно. Кого задавило в избушке?»

(Да.)

На другой странице был рисунок.

«Не зверь ли какой?» — подумала Варя и поняла, что это карта озера Сорокоумова, и вспомнила, какое оно на самом деле со всеми заливами и протоками. Получилось довольно похоже на изображение в учительской тетради.

Пришел учитель с полным бидоном молока и, задыхаясь, сказал:

— Вот… и мы!

Налил молока в глиняный черепок, и кошка принялась громко лакать. Он подливал ей еще и еще, и теперь кошка успевала и лакать и благодарно мурлыкать, но вдруг спохватилась, видно, вспомнила про котят, и побежала в школу кормить их.

Как мы уже говорили, старый учитель жил при школе, в комнатке с одним окном, заставленной книгами и увешанной травами с лугов, отчего в его жилище всегда гостило лето, а сейчас летал шмель с золотой опояской и сердито гудел.

Он гудел все время — и когда учитель разливал парное молоко по фарфоровым чашкам, и когда они пили и разговаривали про разбойника Федота. Наконец, учитель прикрикнул на шмеля:

— Не мешай людям ужинать!

И Варе показалось, что шмель вроде бы приутих. Учитель залез на лесенку-стремянку, достал с верхней полки старинную книгу, открыл середку, заложенную шелковой закладкой, и попросил девочку:

— Почитай-ка, Варя.

От острого пыльного запаха страниц у нее защипало в носу. Девочка изо всех сил потерла переносицу, чтобы не чихнуть, и прочитала вслух:

— «У Сорокоумова, озера о сорока ключах, полного рыбы разной, жил разбойник Федот со товарищи. Отряд из немцев-стражников они прогнали, и в озере при выпадении речки Кривель перевернулась ладья с пушками из красной меди. Разбойники ушли ко святому ключу, и след их простыл».

Учитель надел очки, открыл самодельную карту озера и показал карандашом на рисованное изображение пушки в правом нижнем углу.

— Здесь, при выпадении речки Кривель… Сейчас это уже не речка, а низина с осокой и редкими озерцами… В этом самом месте, учтите, не при впадении, а при выпадении, — он повысил голос, и Варе стало немножко страшно, — лежат старинные пушки. И никому нет до них дела. Был бы я лет на двадцать моложе…

Варя чихнула, и учитель улыбнулся.

— Значит, правду говорю.

В окне при солнце проступила звезда. Варя посидела еще, послушала рассказы старого учителя и встала.

— Спасибо вам, Клавдий Дмитриевич, за угощение, — сказала она.

— Не за что, — ответил учитель. — Ты завтра приходи. Завтра будем столы и парты красить.

Глава четвертая Озеро о сорока ключах

Варя пошла домой. По дороге она представила свой хутор в две избы, жилую и нежилую, где нет ни души, и лугами свернула к озеру Сорокоумову.

«Все равно одной ночевать… Папа с мамой будут послезавтра».

Девочка поверила каждому слову в тетради и в старинной книге и предчувствовала, что сегодня ночью с ней случится что-то необыкновенное.

На гривах, где посуше и трава пониже, Варя выбирала из наноса, оставленного половодьем, свитки бересты и складывала их в корзину.

Вот совсем стемнеет — сядет она в лодку, на железном листе зажжет бересту, заглянет в воду и на самом дне увидит старинные, зеленые от времени пушки. Дно там твердое, хоть шестом по нему стучи, заилить их не могло.

Учитель правду говорит: никому нет до них дела. Если и ходят люди на озеро, так затем, чтобы рыбку поймать или искупаться.

Ветра не было, но трава нет-нет, да и шумела сама по себе, и витал в лугах высокий мальчишеский голос:

— Ва-аа-ааа…

«Не меня ли зовут? — думала Варя. — А кто меня сейчас может звать? Одной в лугах всегда страшно и чудится всякое. Вернуться бы домой, да поздно: далеко зашла».

Сорокоумова все не было, и девочка сняла обувь, чтобы было легче идти.

Низко над лугами в стороне озера горела большая звезда. От нее в траве дрожало отражение — дотлевал синий продолговатый уголек. Девочка вспомнила, что в такой час звезда приведет точно к озеру, пошла на нее напрямик, без тропинки, в кровь порезала ногу осокой и беззвучно заплакала.

Прихрамывая, Варя добралась до озера. В темноте оно не походило на себя. Дубки, круглясь, доставали до неба: тот берег отодвинулся, а от большой звезды, как от луны, на воде лежала тонкая дорожка.

И лодка была не похожа на себя: чернее и больше, чем обычно, она не спала и покачивалась у камышей.

Тихонько плача от боли и страха, Варя залезла в лодку, вытянула из ящика на корме железный противень, угнездила на нем бересту, подожгла и еле успела отшатнуться от веселого упругого шара-огня. Он заплясал на корме, и некоторое время, кроме него, ничего не было видно.

Девочка вставила в уключины тяжелые разбухшие вёсла и обмерла от насмерть перепуганного или запыхавшегося голоса:

— Ты… куда?

При свете бересты она увидела на берегу Колю-Николая.