Пуля не дура - [19]

— Да спрашивала, спрашивала. При них не выходил, а они в шесть сменились.

— Ну-ка пойдем, разберемся. — Туманский резво зашагал к лифту. Лида бросилась за ним.

* * *

— …Такие, Ромка, дела, — Саша с наслаждением вытянул стакан пива, — я будто в сказку попал.

— Сказка — ложь, да в ней намек, — ответил Ромка, поправив очки на потном носу. — Ты через этот ремонт в кабалу идешь. Эти ребята и за «люкс» и за «экспресс» отдельно считают.

Саша и Ромка в одних трусах расположились в уютной кухне и не спеша ужинали по-холостяцки — Ромкино шумное семейство проводило лето в деревне у тещи.

— Это ты здорово придумал, Сашок, сюда перебраться. Мне не с кем словом перекинуться — хоть удавись! Слоняюсь вечерами по комнатам, а тут совсем дошел. Представляешь, свет выключу, сажусь вот здесь у окна и гляжу на улицу. Как любопытная бабушка.

— Телевизор смотри.

— Ага. Знаешь ведь, что я его терпеть не могу.

— Книжку почитай.

— Вот! Когда мои уехали, думал, всласть начитаюсь. Когда по квартире эта дошкольная банда носится, читаю и злюсь на них, на Машку кричу, чтоб угомонила. Теперь раскрою книгу, пять строчек прочитаю и больше не могу. От тишины! Как наркоман, ей-богу. Он к дозе привык и без нее не жилец, а я без шума, оказывается, не могу.

Ромка был старым и самым преданным Сашиным другом. Судьба посадила их рядом, на третью парту первого «Б», и, если разлучала надолго, все равно сводила снова.

— Мы переживаем эпоху первоначального накопления капитала, — голосом профессионального институтского лектора говорил Ромка, доцент исторического факультета, доктор наук и вообще любитель покрасоваться, особенно перед студенточками. — Ни в одной стране этот период не проходил гладко, а уж у нас после семидесяти лет всеобщего оболванивания и отлучения от участия в прибыли рассчитывать на цивилизованный передел собственности недальновидно и просто глупо. У нас не умеют разделаться с конкурентом экономически, предпочитают — физически. Например, я владею десятком пароходов, и мой конкурент, как его… «Посейдон» тоже имеет десяток. Его можно разорить, если предложить клиентам более выгодные условия фрахта. А это предполагает уменьшение, пусть на время, моей собственной прибыли. Поэтому я избираю более дешевый и радикальный метод — взрываю к чертовой бабушке посудины ненавистного «Посейдона», пока тот не додумался сделать то же самое. И заодно намекаю его хозяину о бренности земной юдоли. Так что, друг мой Александр, ты не в шикарном авто, ты в бочке с порохом ездишь! И если этого еще не знаешь ты, то знает твой босс, и тебе он платит ровно столько, во что оценивает твою жизнь. Себе, заметь, он за то же самое платит несколько больше! Будь здоров… и осторожен!

С этими словами Ромка поднял стакан.

* * *

Корчагин позвонил Юрию Борисовичу в десятом часу вечера и сообщил об исчезновении Турсунова.

— Приезжай! — немедленно ответил Филимонов и, положив трубку, испытал такое жадное желание закурить, что машинально полез в ящик письменного стола, где лежала недокуренная им год назад пачка сигарет. Да, почти год, как он бросил курить, и еще вчера, несмотря на взрыв в порту, о табаке и мысли не возникло.

Спокойно, приказал себе Филимонов, не суетись. Подумай наконец трезво. А курить вредно!

Он запахнул халат и поудобнее устроился в кресле. В полумраке домашнего кабинета мягко светились золоченые корешки книг в высоких шкафах, ноги утопали в ласковой мягкости ковра, настольная лампа высвечивала зеленый круг на сукне письменного стола с громадным чернильным прибором: бронзовые орлы, присевшие на крышки двух чернильниц, стакан для гусиных перьев и массивное пресс-папье. Стояла такая тишина, какая бывает только за городом, вдали от больших дорог. Тишина располагала к неторопливому благостному размышлению, но картина складывалась настолько пакостная, что о благости можно было только мечтать.

Начиналась война, и пора было признать этот факт, как бы ни хотелось от него отвернуться, забыть, как дурной сон.

Пришлось признаться самому себе и в том, что ожидал именно такого оборота событий, что знал и того, кто решился наконец на столкновение.

С Анатолием Леонидовичем Ковровым Филимонов столкнулся в тот момент, когда только-только начал расширять свое дело на стезе общественного питания. Требовались кредиты, и Юрию Борисовичу порекомендовали обратиться в новый, но, уверяли его, солидный банк «Нива». Президент банка, как выяснил Филимонов, был сыном видного партийного деятеля, который вовремя пошевелил указующим перстом, и щедрый золотой дождь из казенной тучи полил страждущую «Ниву». Да и как было государству не порадеть — свежеиспеченный банк ухватил задачу, от века не имеющую решения в России: поднять село!

Поскольку глобальное дело требовало глобальных же ресурсов, банк должен был твердо встать на ноги, завоевать репутацию, для чего, наступив на горло собственной песне, занялся валютными спекуляциями и операциями с ценными бумагами. Когда во избежание кривотолков агробанку пришлось шагнуть с раскрытым кошельком в необъятные, поросшие бурьяном поля, оказалось, что крестьяне не могут брать кредиты под предлагаемые проценты. «Нива» с легким сердцем вернулся к посевам, гарантированно дающим не один богатый урожай.