Пуля калибра 7,92 - [64]
– Слышь, Гаврош! Подскажи, я правильно иду? Это поле, впереди, Казатчина?
– Я не Гаврош, а Славка, – ответил белобрысый. – А поле – верно, Казатчина. А вы что, кого-нибудь ищете?
Мальчик притормозил, ловко соскочил с велосипеда, развернул переднее колесо, опять перебросил ногу через раму, которая была ему явно высока, объехал старика вокруг и вдруг спросил:
– Или на родину погостить приехали, перед смертью?
Старик пожал плечами, проводил взглядом велосипедиста и ничего ему не ответил. От неожиданного вопроса он не то чтобы смутился, но слова нужного всё же не нашёл. Надо было ещё подумать над словами мальчика.
Старик вышел в поле и остановился.
Просёлок уходил сперва вверх, на покатый увал, и терялся там, среди копен свежей соломы. Он не мог вспомнить эту дорогу, была ли она тогда. Должно быть, была. Ничто на земле не сохраняется так долго, как просёлочные дороги, соединяющие деревню с деревней, деревню с сенокосом, деревню с полем… А может, и не было. Ездовые тогда торопливо гнали лошадей прямо по пахоте, а они все, в том числе и лейтенанты, и даже комбат толкали орудия – поскорее, поскорее занять позиции, пока не дрогнула и не начала откатываться назад пехота боевого охранения, в самом начале атаки оказавшаяся один на один с танками.
Была дорога, не было дороги… Какая разница? Теперь она была.
Ему вдруг стало тяжело дышать. Старик опустился на землю, положил на колено голову. Он знал, что так ему станет легче справиться с собой. Земля была холодной и влажной после ночи. Кое-где на траве по обочинам поблёскивала роса. Август – пора обильных рос. Ночи уже длинные, с холодными туманами. Туман сюда, на Казатчину, выползал сразу после заката, вон оттуда, из лощины, из болота. На карте лейтенанта там значилось небольшое болото. Там и теперь растут ракиты. Сырое место ракиты любят. Туман выползал оттуда, густой, плотный, холодный, как первый снег. И спать в окопах, даже на соломе, которую они носили из стога, стоявшего вон там, возле леса, было уже холодно. К тому же у него, после трёх месяцев непрерывных боёв и окопной жизни, опять начались приступы малярии…
Старик достал из бокового кармана круглый пенальчик, дрожащими бледными пальцами отвинтил крышечку и достал таблетку.
– Ну-ну, будет… – сказал он немного погодя, когда вернулись силы сказать себе что-то. – Вставай-ка. Ты что же, братец, и впрямь помереть сюда приехал? Встать! Встать!
Он встал и усмехнулся. Липкий пот покрывал его дрожащее тело, холодил спину и грудь.
– Эко уездили Сивку крутые горки! – горько посетовал он на свою слабость.
А тогда, в августе сорок третьего, когда они окапывались на этом поле, ему было восемнадцать лет, и он с таким упорством и остервенелостью упирался в щит своего орудия, помогая лошадям и расчёту протаскивать его вперёд по мягкой вязкой пашне, что у него лопнула на спине гимнастёрка…
Вверху, над головой, журчал жаворонок. Словно и он торопил его встать и идти. Дел-то у него ещё было много. Успеть до вечера, до последнего автобуса, хотя бы найти то место…
Старик вышел на увал и оглянулся.
Здесь почти ничего не изменилось. Только вон там, справа от дороги, в соснах, не было никаких построек и водонапорной башни. Да здесь, в поле и по опушке сосняка, тогда всё было изрыто окопами. На опушке, зря не посмотрел, окопы, должно быть, ещё целы. Кому они там нужны?
Впереди, чуть левее, старик увидел одинокое дерево и едва удержал себя, чтобы не вскрикнуть. Ведь именно оно, то одинокое дерево, снилось ему чаще всего, когда ещё давала о себе знать контузия. Дерево перед фронтом, за прерывистой траншеей боевого охранения, было их ориентиром. Значит, огневая находилась вот там, возле копен, почти рядом с дорогой. А танки шли оттуда. Только дерево – одинокая ива – тогда было, кажется, повыше, пораскидистей. Там, под ним, зеленело влажным мхом небольшое болотце. Плуг его всегда, должно быть, обходил стороной. Невеликая корысть для крестьянина, даже самого хваткого и рачительного, те полсотки заболоченной земли. Вот и росла в поле одинокая ива – приют редкой птицы и забава для ветра. И теперь она растёт, быть может, внучка той, или правнучка. Удивительно устроен мир, подумал старик, самое хрупкое, самое уязвимое выживает и живёт дольше, чем созданное и сотворенное, казалось, на века…
2
Старик снял с плеча сумку, положил её на стерню между двух копен. Сверху бросил бежевую ветровку. Стал спиной к сосняку и начал отмерять шаги в сторону ивы. Да, он не ошибался. Огневая третьего орудия их противотанковой батареи находилась примерно там, где он оставил свои вещи. Правее – четвёртое, левее – второе. Их поставили, конечно же, на убой, чтобы первыми выстрелами застопорить лавину немецких танков, сломать её строй, чтобы они начали маневрировать и подставлять борта двум другим батареям, находившимся глубже, на опушке и в сосняке. Второе орудие было разбито первыми же выстрелами самоходки, которая двигалась вместе с танками. Её восьмидесятивосьмиллиметровые фугасные и осколочные снаряды ложились вокруг их огневой очень близко. Видимо, в «фердинанде» сидел хороший, опытный наводчик. И от участи второго орудия их спасли валуны, которые лежали впереди полукругом. Потерь в их расчёте не было. Осколком зацепило командира взвода лейтенанта Егоренкова, так и распороло рукав на плече, как бритвой. Взводного перевязали прямо поверх гимнастёрки. Лейтенант сразу побледнел и прилёг возле орудия. Кто-то из ребят надел ему на голову каску. Лейтенанта мутило с непривычки. Это был его первый бой. Саушкин, самый сердобольный в батарее и самый жалостливый в любых обстоятельствах, подполз к нему и протянул фляжку со спиртом, накануне выданным на их расчёт: «Глотни, лейтенант! Полегчает! Живы будем, полную вернёте!» – И засмеялся, чертяка Саушкин. Он-то уже пообвык под обстрелом. «Саушкин! Бронебойный!» – крикнул он замковому. Всё, медлить больше было нельзя, надо было остановить самоходку. Похоже, она нащупала их огневые. Она немного отставала от танков и, таким образом прикрываясь ими, делала частые остановки для выстрелов. И она уничтожила бы их орудия одно за другим. Это, видимо, и было её задачей. И всё же самоходка сделала ошибку: она пёрла прямо на четвёртое орудие, и вскоре они, немного выдвинутые вперёд и не сделавшие пока ни единого выстрела и потому не обнаружившие себя, могли уже, сделав доворот, всадить ей в бок подкалиберный. «Доворот! Сильнее, мать вашу!..» Легко, привычно вращались маховики подъёмного механизма. Всё это он делал привычно хладнокровно и быстро. Вот она, самоходка, в панораме… Надо хорошенько прицелиться. Поправка на движение и возможную ошибку в расстоянии… Потому что второго выстрела, если улетит в пустоту первый снаряд, она сделать им уже не позволит. Слишком опытный там сидел наводчик. Третье орудие рано себя обнаружило. И вот – лежало на боку с разбитой панорамой и задранной вверх станиной, на которой висело что-то похожее на обрывок шинели с сапогом внизу… Расчёт лежал вокруг. Живые, кто ещё мог двигаться, расползались кто куда. Чуть позже, когда они первым выстрелом подбили «фердинанд», а вторым подожгли его, к ним на огневую приполз пожилой сержант Миронов с иссечённым осколками лицом. «Миронов! Подноси снаряды!» – крикнул ему лейтенант, уже стоявший за щитом и смотревший в бинокль в сторону одинокого дерева. Один из танков сломал строй и, вырвавшись вперёд, шёл с ускорением прямо на их орудие. «Петь! Не промахнись! Петь! Перезарядить не успеем!» – кричал замковый Саушкин, с ужасом выглядывая из-за орудийного щита…
Роман «Примкнуть штыки!» написан на основе реальных событий, происходивших в октябре 1941 года, когда судьба столицы висела на волоске, когда немецкие колонны уже беспрепятственно маршем двигались к Москве и когда на их пути встали курсанты подольских училищ. Волею автора романа вымышленные герои действуют рядом с реально существовавшими людьми, многие из которых погибли. Вымышленные и невымышленные герои дрались и умирали рядом, деля одну судьбу и долю. Их невозможно разлучить и теперь, по прошествии десятилетий…
Во время операции «Багратион» летом 1944 года наши войска наголову разгромили одну из крупнейших немецких группировок – группу армий «Центр». Для Восьмой гвардейской роты старшего лейтенанта Воронцова атака началась ранним утром 22 июня. Взводы пошли вперёд рядом с цепями штрафников, которых накануне подвели на усиление. Против них стояли части дивизии СС, которая на девяносто процентов была сформирована из власовцев и частей РОНА бригады группенфюрера СС Каминского. В смертельной схватке сошлись с одной стороны гвардейцы и штрафники, а с другой – головорезы, которым отступать было некуда, а сдаваться в плен не имело смысла… Заключительный роман цикла о военной судьбе подольского курсанта Александра Воронцова, его боевых друзей и врагов.
Новая книга от автора бестселлеров «Высота смертников», «В бой идут одни штрафники» и «Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью». Продолжение боевого пути штрафной роты, отличившейся на Курской дуге и включенной в состав гвардейского батальона. Теперь они – рота прорыва, хотя от перемены названия суть не меняется, смертники остаются смертниками, и, как гласит горькая фронтовая мудрость, «штрафная рота бывшей не бывает». Их по-прежнему бросают на самые опасные участки фронта. Их вновь и вновь отправляют в самоубийственные разведки боем.
Летом 1942 года на Ржевско-Вяземском выступе немцам удалось построить глубоко эшелонированную оборону. Линия фронта практически стабилизировалась, и попытки бывшего курсанта Воронцова прорваться к своим смертельно опасны. А фронтовые стежки-дорожки вновь сводят его не только с друзьями настоящими и с теми, кто был таковым в прошлом, но и с, казалось бы, явными врагами — такими как майор вермахта Радовский, командир боевой группы «Черный туман»…
Фронтовая судьба заносит курсанта Воронцова и его боевых товарищей в леса близ Юхнова и Вязьмы, где отчаянно сражаются попавшие в «котёл» части 33-й армии. Туда же направлена абвером группа майора Радовского, принадлежащая к формированию «Бранденбург-800». Её задача – под видом советской разведки, посланной с «большой земли», войти в доверие к командующему окружённой армии и вывести штабную группу в расположение немцев для последующей организации коллаборационистских формирований по типу РОА…
Что остаётся делать солдату, когда он оказывается один на один со своей судьбой, когда в него направлено дуло автомата и вот-вот автомат лихорадочно запрыгает в руках немецкого гренадера? А что делать генералу, командующему армией, когда обстоятельства, хитрость противника и недальновидность вышестоящих штабов загоняют его в такое же безвыходное положение?
1942 год. Рыбинское водохранилище. Над водой возвышаются остовы церквей, по поверхности плавают торфяные острова. Лейтенант НКВД на свой страх и риск на моторной лодке отправляется на поиски немецкого асса, выпрыгнувшего с парашютом из горящего мессершмита. Таково начало романа. Затем действие переносится в дореволюционную Россию. Читателя ждут встречи с идеологом терроризма Николаем Морозовым, с прославленными церковью новомучениками, другими выдающимися людьми. Но главная героиня этой книги – любовь! Она правит миром!Исторические справки, документы позволяют погрузиться в прошлое и, возможно, лучше понять настоящее.
В основе повести — операция по ликвидации банды террористов и саботажников, проведенная в 1921–1922 гг. под руководством председателя областного ЧК А. И. Горбунова на территории только что созданной Удмуртской автономной области. К 70-летию органов ВЧК-КГБ. Для широкого круга читателей.
В начале девятнадцатого столетия Британская империя простиралась от пролива Ла-Манш до просторов Индийского океана. Одним из строителей этой империи, участником всех войн, которые вела в ту пору Англия, был стрелок Шарп. В романе «Тигр стрелка Шарпа» герой участвует в осаде Серингапатама, цитадели, в которой обосновался султан Типу по прозвищу Тигр Майсура. В романе «Триумф стрелка Шарпа» герой столкнется с чудовищным предательством в рядах английских войск и примет участие в битве при Ассайе против неприятеля, имеющего огромный численный перевес. В романе «Крепость стрелка Шарпа» героя заманят в ловушку и продадут индийцам, которые уготовят ему страшную смерть. Много испытаний выпадет на долю бывшего лондонского беспризорника, вступившего в армию, чтобы спастись от петли палача.
События Великой французской революции ошеломили весь мир. Завоевания Наполеона Бонапарта перекроили политическую карту Европы. Потрясения эпохи породили новых героев, наделили их невиданной властью и необыкновенной судьбой. Но сильные мира сего не утратили влечения к прекрасной половине рода человеческого, и имена этих слабых женщин вошли в историю вместе с описаниями побед и поражений их возлюбленных. Почему испанку Терезу Кабаррюс французы называли «наша богоматерь-спасительница»? Каким образом виконтесса Роза де Богарне стала гражданкой Жозефиной Бонапарт? Кем вошла в историю Великобритании прекрасная леди Гамильтон: возлюбленной непобедимого адмирала Нельсона или мощным агентом влияния английского правительства на внешнюю политику королевства обеих Сицилий? Кто стал последней фавориткой французского короля из династии Бурбонов Людовика ХVIII?
Новый приключенческий роман известного московского писателя Александра Андреева «Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого» рассказывает о необычайных поисках сокровищ великого гетмана, закончившихся невероятными событиями на Украине. Московский историк Максим, приехавший в Киев в поисках оригиналов документов Переяславской Рады, состоявшейся 8 января 1654 года, находит в наполненном призраками и нечистой силой Збаражском замке архив и золото Богдана Хмельницкого. В Самой Верхней Раде в Киеве он предлагает передать найденные документы в совместное владение российского, украинского и белорусского народов, после чего его начинают преследовать люди работающего на Польшу председателя Комитета СВР по национальному наследию, чтобы вырвать из него сведения о сокровищах, а потом убрать как ненужного свидетеля их преступлений. Потрясающая погоня начинается от киевского Крещатика, Андреевского спуска, Лысой Горы и Межигорья.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Сергей Наумов относится к тем авторам, кто создавал славу легендарного ныне "Искателя" 1970 – 80-х годов. Произведения Наумова посвящены разведчикам, добывавшим сведения в тылах вермахта, и подвигам пограничников.
В ночь на 22 июня 1941 года при переходе границы гибнет связной советской армейской разведки. Успевший получить от него документы капитан-пограничник таинственно исчезает вместе с машиной, груженой ценностями и архивом. На розыски отправлена спецгруппа под командованием капитана Волкова. Разведчикам противостоит опытный и хитрый противник, стремящийся первым раскрыть тайну груза.Роман является вторым из цикла о приключениях советского разведчика Антона Волкова.
В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха.
Повесть «Противостояние» Ю. С. Семенова объединяет с предыдущими повестями «Петровка, 38» и «Огарева, 6» один герой — полковник Костенко. Это остросюжетное детективное произведение рассказывает об ответственной и мужественной работе советской милиции, связанной с разоблачением и поимкой, рецидивиста и убийцы, бывшего власовца Николая Кротова.