Пулковский меридиан - [20]

Пока он выходил из себя перед капотом машины, в автомобиле шел горячий спор. Ваня Дроздов, молодой еще токарь с Обуховского, горячась, дергаясь смуглым лицом (он полгода назад был ранен где-то на Восточном фронте и на заводе работал временно — пока не берут в армию), настаивал, что надо начать с левого берега Невы, с Невской мануфактуры.

— Чёрт! Да я же вам говорю — у них там штыба, мелочи угольной, кокса старого… Весь третий двор завален. Травой уже зарастает. А сидят на нем, как собаки на сене… Кто сидит?.. Инженера, конечно, контора… Мне рабочие сами говорили: приходи, погляди. Прямо саботаж! Туда и поедем.

Второй был Роберт Энке, инструментальщик из мастерских Северо-Западных дорог, чистенький старичок, латыш. Он потирал пальцами гладко выбритый подбородок, не умея сразу вступить в быстрый русский разговор.

— О, нет, товарищ Дрозд! — наконец выговорил он. — Я скажу так… Я на той неделе кушал в столовой на Финляндской дороге… На запасных путях, к самому Лесному. Товарищ Дрозд, прокатимся туда… Я сам видел… Не меньше десяти вагонов… с углем… Загнали в самый последний тупик… Я так скажу — это нарочно!

У караульной будки около ворот стоял пожилой часовой, видимо, из бывших красногвардейцев, в кожанке и ботинках. Сначала он следил, как возится с мотором шофер, потом прислушался к разговору, вдруг он двинулся к машине.

— Товарищи!.. Извиняюсь! Вы что — угля ищете?.. Так что вам далеко ехать? Вон, просим милости, в Таврическом дворце… Я недавно там стоял… Полный склад угля. Лежит под крышей, никто его на учет не берет. Смотреть нехорошо: еще загорится сам. Опять же за Арсеналом, к Охте, на причале баржа стоит. Посмотрите!

Дроздов поглядел на него, почесал затылок.

— Так, так, — сказал он. — Как говорят господа попы: ищите и обрящете. А что, товарищ Федченко, пожалуй, и верно найдем? Конторы не скажут, так рабочий сам раскопает. Ну, закрутил, товарищ шофер? Едем для почина хоть в Таврический…

До поздней ночи зеленый «рено», оставляя за собой хвост удушливого, остро вонючего дыма, возил их по городу. Они успели побывать в тот день на Выборгской и Петроградской стороне, в Арсенале, на Патронном заводе, на Лесснере, «Русском дизеле», на Старом и Новом Парвиайнене и еще на множестве других фабрик.

Везде повторялось одно и то же. «Конторы», руководящие работники клялись и божились, что ни угля, ни нефти, решительно ничего у них нет. Григорий Николаевич басом, шевеля висячими украинскими усами, просил, уговаривал, убеждал по-хорошему. Ваня Дроздов свирепел, сверкал глазами, прикусывал язык, чтобы не начать сразу же ругаться. Он только что не хватался по фронтовой привычке за маузер. Нет, угля не было!

Но Роберт Энке не спорил. Шмыгая маленьким острым носиком, покусывая стриженые усы, он тихонько уходил на фабричные дворы, исчезал с каким-нибудь стариком-рабочим или сторожем. Полчаса спустя он возвращался и смирненько садился на стул.

— Ну вот… конечное дело!.. Опять обнаружился немножко уголек… — вежливо вступал он в беседу. — Ну, конечно, не антрацит, но…

Администрация каждый раз волновалась.

— Да помилуйте, товарищи! Да какой же это уголь? Это же отбросы, шлак, дрянь… И сколько их там? Кот наплакал!

— О, ничего, — разводя руками, вздыхал Энке. — Что поделаем? В такое время… можно и лошадкин навоз в печку класть. Кизяк будет…

Он тихонько садился за стол, раскрывал блокнот и записывал цифры. Небольшие цифры, но все-таки цифры.

— Если би… — вразумительно сказал он пожилому и сердитому инженеру на ниточной фабрике у самой Новой Деревни, — если би уголь у вас бил, то ми би его у вас и не просили. А если уголь у вас нет, так ми должны делать так, чтоби он у вас бил. И сделаем. Вот такая маленькая загадка…

К концу поездки все трое разошлись, развеселились. Развеселился даже и шофер.

— Скажи на милость! — удивлялся он. — Опять нашли? Ну и молодчаги!

Рабочие действовавших металлургических заводов быстро соображали, зачем приехали к ним эти люди.

— Товарищи, товарищи! — кричали они. — А вон в коночном парке, на Нейшлотском-то, посмотрите…

— У Нобеля, у Нобеля… В театре ищите, в Народном доме! Смотри в подвалах, пожалуй, найдете… Да погодите, я дядю Петю позову, Шилина. Он же там кочегаром работал!

Где-то кто-то указал даже на запасы Медицинской академии. Но его тотчас же одернули.

— Ну, ну, скажешь! Академия! Разве, брат, академию можно трогать… Ей самой надо в первую очередь дать… Академия, брат, тоже вроде как военно-ремонтный завод…

Григорий Николаевич Федченко, трясясь в машине по страшным выборгским мостовым, глядел теперь куда веселей, чем утром.

Живое место! Выборгская сторона! Тут было совсем не то, что в центре города, тут все шло совсем не так, как на тех улицах, по которым сегодня же проезжал Женька.

Правда, и здесь были разрушенные дома, пустые панели, полуголодные, истощенные люди. Но эти люди двигались, работали, жили, думали о будущем, надеялись на него. Почти везде из раскрытых дверей цехов несся звонкий металлический грохот.

Здесь штамповали шрапнельные стаканы; там ремонтировали моторы броневичков; в третьем месте снаряжали ружейные патроны. Какие патроны? Может быть, те самые, которые через неделю уже с радостью, с благодарностью начнут передавать по цепи лежащие где-нибудь в поле, на безыменном участке отстаивающие завоевания революции бойцы? Может быть, как раз те, которые загремят пулеметной очередью под руками его собственного сына, старшего, Васи. Эх, Вася, Вася! Где-то ты теперь, Вася? Жив ли еще, парень?..