Пуговицы и кружева - [11]

Я вовсе не покорная. Я буду драться до последнего, пока не выйду на свободу или погибну. Не собираюсь я удовлетворять чьи-то сексуальные пристрастия! И ему с каждым днем придется все труднее и труднее справляться со мной. Я буду самой худшей рабыней из тех, что рождались на свет! И ему придется спать вполглаза, чтобы остаться в живых!

– Вздорная, жестокосердная, неуживчивая… – аукционист продолжал перечень моих недостатков. – Воинственна до крайности.

В зале раздались одобрительный гул и приветственный свист.

Да что это значит? Хорошее? Плохое?

А если никто не согласится купить меня, может быть, меня отпустят на все четыре стороны? Или просто убьют?

– Двое половых партнеров, – читал по списку аукционист. – Инженер по образованию. Сексуальный опыт невелик.

Да, я не девственница. Но кое-какой опыт у меня тоже есть. Впрочем, стоило ли тут спорить?

– Объявляйте вашу цену! – произнес наконец аукционист, сходя с подиума.

Ставки медленно поползли вверх. Один, уже успевший купить девушку, тоже принял участие в соревновании, отчего мне стало совсем омерзительно. Ему чего, одной рабыни мало?

Сумма приблизилась к миллиону.

Срань господня!

Ценник все рос и рос. Возбуждение в зале нарастало. Видно, кто-то собирался разориться на моих страданиях. Цена превысила сумму, необходимую человеку для жизни, а мне, видимо, придется выплачивать этот долг до самой смерти.

Наконец я не вытерпела:

– Гребанные извращенцы!

Мне стало глубоко пофигу, изобьют ли меня: я все же человек, а со мной обращаются, как со скотиной.

Один из торговавших меня стал из-за стола и сказал:

– Три миллиона.

Остальные ошарашенно обернулись к нему.

Перебить эту ставку никто так и не решился.

Победитель ухмыльнулся:

– Три миллиона долларов за вздорную манду!

Аукционист треснул своим молотком:

– Три миллиона платит джентльмен в черном! Поздравляю. Красотка ваша!

Словно подозреваемую в совершении преступления, меня заковали в наручники и усадили на заднее сиденье черной машины с тонированными стеклами. Жемчужное ожерелье и платье все еще были на мне. Каблуки травмировали ноги, но я предчувствовала, что совсем скоро мне станет совсем худо.

За руль сел водитель и замер в ожидании владельца автомобиля. Лица его я не запомнила, да и особого желания на то не испытывала. Как только он хвастливо объявил о своей победе, я поняла, что это конченая мразь.

Он не отпустит меня и не сжалится, даже если я буду ползать перед ним на коленях.

Дай-то бог, чтоб я ошиблась.

Он не был похож на злодея. Он не был похож на мужчину, который будет тратить на меня кучу денег, покупая дорогие наряды, чтобы показать меня своим друзьям. Но от него исходило чистое зло.

Чистое зло.

Наконец он уселся рядом со мной, не потрудившись пристегнуть ремень безопасности. На нем все еще оставалась маска, так что разглядеть его лицо я не смогла.

Я смотрела строго вперед, чувствуя стянутые наручниками запястья. Если бы мне удалось вытянуть руки вперед, я придушила б водителя – пусть даже ценой наших жизней. А лучше б было, если бы они сдохли, а я осталась живой.

Ага, мечтать не вредно.

Машина рванулась с места и скоро затерялась в потоке других автомобилей. Автомобиль был совсем небольшим; мы пробирались через узкие улицы по встречной полосе. Я не могла представить, в какой стране нахожусь, но точно была уверена, что в Европе.

После того как мы проехали около мили, мой хозяин стянул с себя маску. У него оказались чистые голубые глаза, сверкавшие, словно в них отражались звезды. На мгновение его взгляд казался чистым и невинным, но стоило ему моргнуть, как я ощутила исходящую от него дикую злобу. Он воззрился на меня, словно охотник на жертву. В самом воздухе чувствовалось напряжение, а в самой глубине моего сердца зародилось нехорошее предчувствие.

Мой хозяин оказался блондином с зачесанными назад волосами, с круглым лицом. Очень тонкие, едва заметные губы. Плотная щетина, словно у лесоруба зимой.

Он холодно смотрел на меня, будто собираясь вцепиться.

Я выдержала его взгляд, поклявшись про себя, что убью его, как только он попытается до меня дотронуться.

– Имя?

В голосе звучала та же жестокость, как давеча при торгах. Звук его был такой, словно водили наждаком по бетону. Он буквально прорвал барабанные перепонки и проник дальше в мое тело. Даже единственное произнесенное слово прозвучало омерзительно. И без того кипевшая во мне ненависть усилилась вдесятеро – я даже подумать не могла, что такое возможно.

Я не собиралась отвечать. Я не собиралась подчиняться. Чтобы добиться от меня хоть чего-нибудь, ему придется крепко поработать, и то безрезультатно.

Он хмыкнул и откинулся на кожаное кресло:

– А ты, кажется, с перцем. Я люблю такое.

С перцем? Ну, попробуй только сунь свой хер мне в рот, мигом откушу к чертям!

– Значит, буду звать тебя мандой, – произнес «хозяин», вглядываясь сквозь темное стекло в проносившиеся мимо неоновые огни. Я заметила, что под черный пиджак он надел рубашку с черным же воротником – отвратительное впечатление, равно как и от его голоса. – Ну, пока ты не предложишь другое имя. Скажу откровенно, надеюсь, что нет.

Все было плохо. Очень плохо.