Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 - [2]

– Государи мои, – сказал он, – давно ли сей муж [Брандт] с ума сошел? Что за план его для истребления Пугачева? Советует мне защищать границу Казанской губернии и просит только не пропустить его [Пугачева] за оную. Да разве Оренбургская и прочие губернии другого государя? Злодея должно истреблять во всех местах одинаково и делать над ним поиск, если б он был и в воде, дабы в другом виде оттуда не показался.

Эти слова ободрили присутствовавших и все население города Казани[10]. Личное знакомство с положением дел приводило Бибикова к самым неутешительным заключениям. «Наведавшись о всех обстоятельствах, – писал он[11], – дела здесь нашел прескверны, так что и описать, буде б хотел, не могу; вдруг себя увидел гораздо в худших обстоятельствах и заботе, нежели как сначала в Польше со мной было. Пишу день и ночь, пера из рук не выпуская; делаю все возможное и прошу Господа о помощи: Он один исправить может своей милостью». Администрация края была в плохом состоянии, и в местах, где еще не было бунта, господствовал полнейший беспорядок. Генерал фон Брандт, человек честный, но старый, не мог уследить за злоупотреблениями и удержать своих подчиненных от произвола, нарушения законов и лихоимства.

– Что за причина, – спрашивал его однажды Бибиков, – что вы так нерешительны стали в делах своих и все идет у вас навыворот, нет строгости и никакого взыскания с подчиненных. Я знал вас прежде за человека энергичного и справедливого.

«Из сего скользкого разговора, – замечает Маврин, – и немцу трудно было вывернуться»; однако же Брандт пытался оправдаться.

– Что же мне делать и кого на места определять? – говорил он. – Все меня обманывают.

– Да вы бы приказали, – заметил Бибиков, – присматривать за порядком хотя бы своим товарищам.

– Как это можно! – отвечал добродушно Брандт. – Если я сам не поеду по губернии, то и ни один из них не поедет.

«А потому и видно, – доносил Маврин, – что в губернии Казанской дела делаются только в присутствии хозяина. Неоднократно говаривал хозяин, что он с юстицкими делами незнаком, а отдает справедливость не только в оных, но и в других своему секретарю. А как одному злодею, бывшему в бунте Пугачева, была казнь, то многие тут из черни зрители вслух кричали: «Конечно, на виселице другая петля приготовлена для секретаря».

Такие порядки были не в одной Казанской губернии, но и в большинстве правительственных учреждений тогдашнего времени. «Воеводы и начальники гражданские, – писал Бибиков князю Вяземскому[12], – из многих мест от страху удалились, оставя города и свои правления на расхищение злодеям». Коменданты, секретари и прочие деятели покидали свои места и бежали задолго угрожающей им опасности. Край оставался без правителей, без защиты, и Бибикову приходилось, прежде всего, вступить в борьбу с чиновниками, борьбу едва ли не более трудную, чем с мятежниками. Не полагаясь на местную администрацию, необходимо было призвать деятелей извне и поручить им созидание заново совершенно разрушенного порядка. Бибиков предвидел это еще в Петербурге и потому отправился в Казань с большою свитой, в которой были люди, лично ему известные своей энергией и храбростью. Впоследствии в его распоряжение были посланы князья Щербатов и Голицын, полковник Михельсон и командированы полки, бывшие с ним в Польше и отличившиеся под его начальством. В ожидании их прибытия Бибиков принужден был прибегать к полумерам и, за недостатком главнейшим образом кавалерии, не мог воспрепятствовать дальнейшему развитию бунта. Последний охватил всю Оренбургскую губернию, и главнейшие города: Оренбург, Яик, Уфа, Кунгур и Челябинск – были обложены мятежниками; что происходило в этих пунктах, в Казани ничего не знали. Все инородцы (киргиз-кайсаки, калмыки и башкирцы) и большинство рабочих с пермских заводов перешли на сторону самозванца. Накануне приезда А.И. Бибикова в Казань пригород Алексеевск и город Самара были заняты атаманом Араповым, а спустя несколько дней получены были известия, что беспорядки стали возникать в Казанской губернии и даже коснулись Сибири.

«Коммуникация с Сибирью от опасности на волоску, – писал Бибиков графу Чернышеву[13], – да и самая Сибирь тому же подвержена. Одна надежда на войска, которых, по умножающемуся злодейскому многолюдству, видится быть недостаточно, а паче в рассуждении обширности и расстояния сего края мест. Толпу Пугачева я разбить не отчаиваюсь и с теми, которые теперь ко мне назначены, когда соберутся, но тушить везде пожар и останавливать злодейское стремление, конечно, конные войска в прибавок необходимы.

В проезд мой чрез Москву генерал Берг меня уверял, что от второй армии три или четыре полка конных отделить можно безо всякой для тамошней стороны опасности, за что он отвечает; но откуда бы то ни было, а умножить необходимо надлежит. Войдите в сие дело, ваше сиятельство, и вы увидите, что я говорю вам истину.

На здешние гарнизоны и другие команды никакого счету делать не извольте: они так скаредны, что и башкирцам сопротивляться не могут. Печальные опыты с Чернышевым и майором Заевым вам доказывают, да и здесь уже по всем рапортам я увидел, что они, расставленные от Фреймана и от губернатора по постам, бегают из одного места в другое при малейшей тревоге.