Публицисты 1860-х годов - [33]

В этой связи Благосветлов придавал огромное значение умственному освобождению каждой отдельной личности, без чего не может быть, по его мнению, и умственного освобождения масс. «Умственная эмансипация отдельной личности есть высшая человеческая цель, к которой мы должны стремиться», — утверждал он.

И если, по справедливому замечанию Шелгунова, главным вопросом «Русского слова» «было выяснение личности, ее положения, ее развития, ее общественного сознания и вообще ее внутреннего значения, содержания и отношения к обществу и общему прогрессу», то первым человеком, выносившим эту идею и выразившим ее в журнале, был Благосветлов. Знаменем журнала ее сделал Писарев.

Кстати, это преувеличенное внимание к умственному освобождению народа и дало прежде всего повод утверждать, будто Благосветлов был далек от революционного демократизма, от идеи крестьянской революции и являл собой тип этакого буржуазного радикала-просветителя, сторонника просвещенных реформ. И надо сказать, что в его статьях можно встретить высказывания, которые на первый взгляд дают основания для таких выводов. «За победами следуют поражения, за революциями — реакции, но за народным образованием никогда не возвращается варварство» (1860, 7,III, 58–59), — говорит он, к примеру, в статье «Реформа Италии, как понимал ее Монтанелли», напечатанной в июльской книжке журнала за 1860 год.

Что это? Сомнение в результативности революционного пути? Не революция, но распространение грамотности и образование спасет Россию?

Чтобы понять правильно здесь Благосветлова, надо разобраться, какое реальное содержание вкладывал он в понятие «народное образование», «народное воспитание». Народное образование в представлении Благосветлова — это не прописные ученические истины, но выработка гражданского самосознания масс. «Кажется, пора перестать думать, что образование нам нужно для разных пристяжных целей… нет, оно необходимо для подготовления нам человека и гражданина» (1860, 11, III, 4). — утверждает он.

Иными словами, Благосветлов с самого начала своей деятельности выдвигал на первый план требование гражданского, политического и социального воспитания масс. И требование это он связывал с революционным преобразованием общества.

В статьях, посвященных проблемам русской народной жизни, Благосветлов, естественно, не мог полностью обнажить выводы, которые следовали из его требования политического, гражданского воспитания масс. Но в том же июльском номере за 1860 год Благосветлов печатает статью В. Попова «История государственной теории», скромную рецензию на скромный труд одного незадачливого итальянского историка, где идея народного воспитания раскрыта до конца. «Революции бессознательные оканчиваются падением ненавистных личностей, сознательные — падением ненавистных принципов; они входят в кровь и плоть народа и составляют основу для следующих переворотов, тогда как первые, укрощенные паллиативными мерами, возобновляются бесплодно, до тех пор, пока не делаются сознательными» (1860, 7, II, 91–92), — утверждает Попов. И далее продолжает: «Как скоро идея найдет многочисленных поборников, движение ее сопровождается войною. Самые мирные учения не избежали этого. Врожденный человеку инстинкт самоохранения побуждает его отстаивать свое существование, свои убеждения всеми зависящими от него средствами» (1860, 7, II, 94).

Так, мысль о свете, знании, воспитании народного самосознания уже на самых первых норах- была органически сплавлена в журнале Благосветлова с идеей революции…

Правда, идея революции для Благосветлова на первых порах была абстрактной идеей. Благосветлов видел в революционных переворотах двигатель прогресса — при условии, если эти революции подготовлены развитием народного самосознания. Таких условий в России, по его мнению, еще не было. Поэтому вопрос о революции в самом начале шестидесятых годов применительно к конкретным условиям России того времени для него не стоит столь остро и конкретно, как для «Современника».

Но при всех противоречиях и непоследовательностях неправильно, как это делали многие исследователи, выводить Благосветлова и его журнал из русла революционно-демократического движения. Революционная демократия шестидесятых годов — явление достаточно сложное и неоднородное. Было бы антиисторичным требовать, чтобы движение революционных демократов-шестидесятников в лице каждого его представителя находилось на теоретическом уровне Чернышевского. В противном случае не вставал бы вопрос о становлении, эволюции мировоззрения ряда шестидесятников, о той огромной воспитательной роли, которую играл Чернышевский в шестидесятых, да и не только в шестидесятых годах.

Да, мировоззрение Благосветлова и позиция «Русского слова», особенно в начальный период его нового существования, были недостаточно последовательными и зрелыми в сравнении с «Современником» Чернышевского и Добролюбова. Но факты показывают, что тенденция развития и самого Благосветлова, и журнала «Русское слово» шла в направлении к «Современнику».

Благосветлов не скрывает своих симпатий и сочувствия революционным движениям народов и в традициях Герцена считает их благодетельными при двух условиях: если нет возможностей для мирного, бескровного пути и если революционное движение подготовлено гражданским воспитанием масс.