Публичные признания женщины средних лет - [62]
Едва пациенту разрешали ходить, он мог при желании помогать сиделкам в палате или на больничной кухне, это поощрялось и освобождало медсестер для ухода за больными.
Среди медсестер существовала жесткая иерархия. Главными были старшие медсестры. Дамы весьма внушительные, они носили особые халаты и белые присборенные шапочки, причем в каждой больнице была своя форма, которую полагалось ежедневно стирать и отглаживать. Старшим сестрам принадлежала вся полнота власти, жизнь их подопечных была расписана по минутам, и отступления от заведенного ритуала исключались. По утрам каждого пациента прямо в постели обтирали, у лежачих пролежни припудривали тальком. Нам чистили зубы, причесывали, помогали переодеться в чистое. Затем меняли постельное белье, и мы вновь откидывались на белоснежные подушки, будто изнеженные персоны королевской крови.
Старшие медсестры были постоянно начеку: пролежни, послеоперационная инфекция, любая грязь — все это считалось позором для больницы. Стариков кормили, усадив на подушки, и не выписывали, пока они не были в состоянии питаться сами. Все чувствовали себя спокойно и свободно. Любая грубость медсестры по отношению к пациенту сразу же отмечалась и так же быстро пресекалась.
Я очень расстроилась и огорчилась, попав в прошлый раз в больницу. Электричество горело целыми днями, а палата была поделена на отсеки, отчего возникало чувство изоляции. Постельного белья и подушек не хватало. Похоже, никто ни за что не отвечал, часто происходила путаница с лекарствами, иногда больные получали двойную дозу лекарств и процедур. Несколько раз вышло так, что пациент сутки голодал, целую ночь готовился к операции, а наутро операцию отменяли.
Но самое ужасное — отношение к некоторым пожилым пациентам. Я наблюдала за одним божьим одуванчиком, ее привезли в больницу из муниципального дома престарелых, со сломанным от падения бедром. Назову ее миссис Янг. Она лежала на спине, не видя ничего, кроме пустого серого потолка. Иногда звала своего давно уже покойного мужа. Еду ей ставили на тумбочку, после чего уносили, остывшую и нетронутую. Питье тоже ставили так, что не дотянуться. Старушка раз за разом просила, чтобы ей принесли судно. Часто судно приносили слишком поздно, и она была вынуждена лежать в нечистотах. Сама она умыться и причесаться не могла, а медсестры об этом не заботились. Никто ее не навещал. «Ответственная сестра», приставленная к ней, разговаривала с ней неуважительно и грубо, как и с остальными.
Я вступалась за миссис Янг, но, будучи сама прикованной к постели, не могла ей помочь делом. Таких миссис Янг в палате было немало, и мне до сих пор стыдно, что я не подала официальную жалобу.
После выписки я вернулась за историей болезни для участкового терапевта. В больнице не смогли найти ни этого документа, ни рецепта, по которому мне выписали лекарства. Миссис Янг все еще лежала в палате, глядя в потолок, и волосы у нее торчали во все стороны. Хотелось бы похвастать, что я позаботилась о ней, но, увы, я этого не сделала.
Бросаю курить
Не хотелось бы, чтобы вы решили, будто я не вылезаю из больниц, но, представьте, я снова там побывала. Помните сиднейский грипп? Он меня свалил 11 января в два часа пополудни. Да, именно такая точность, потому что без пяти два я была как огурчик, а через триста секунд чувствовала себя так ужасно, что с трудом поднимала голову. Назавтра вызвали врача. Он и сам выглядел не слишком здорово.
— Пролежал с гриппом пять дней, — объяснил он, с сочувствием глядя на меня, и добавил: — Но так худо мне не было.
— Пять! — ужаснулась я, откидываясь на подушки. — Где их взять? Мне нужно объездить полстраны, встречаться с людьми, переписывать сценарии.
Я вечно переписываю сценарии. Я сравниваю себя с Сизифом: его обрекли пожизненно вкатывать камень на гору, а потом с вершины смотреть, как камень катится вниз. Но мой грипп растянулся на три недели. Как у многих других, у меня развилось осложнение (пневмония), и после нескольких ужасных дней дома меня отвезли в больницу и положили на чудную белую постель, к радости капельницы и кислородной маски. По-видимому, я склонна ко всякого рода зависимостям, потому что кислород мне понравился, и накануне выписки трубки пришлось вырывать из моих ноздрей чуть ли не силой.
Три недели — мой личный рекорд воздержания от сигарет, с четырнадцати лет. Лежа в удобной больничной постели, я пыталась представить, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не курила. Ужас! В воображении я рисовала, как вхожу в ресторан и прошу посадить меня — рука не поднимается такое написать! — на место для некурящих.
Всю свою взрослую жизнь я где-то даже жалела некурящих и удивлялась, что люди добровольно отказывают себе в одном из главных удовольствий. В ресторанных уголках для курящих и народ вроде бы веселее, энергичнее. Там больше смеха, там пьют больше, там всего больше. Как же мне расстаться с родными по духу? Одна сторона моей расщепленной личности (ее зовут Сью) живет под девизом «слишком много не бывает»; неужто мне придется жить по правилам моей пуританской и осуждающей половины (Сьюзен), под девизом «излишество грешно и безнравственно».
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.
Мы так долго ждали. Мы уже не надеялись. Но он возвращается! Ему уже 30, но он нисколько не изменился. Жизнь его — сплошные переживания. Сотни вопросов не дают ему покоя. Виагра — это мошенничество или панацея? Воссоединится ли он наконец с прекрасной Пандорой, или она с головой погрузится в пучину политического разврата? Почему престарелые родители так распутны? И откуда на его голову свалилось двое детей?Разбираясь со своими проблемами, Адриан потихоньку продвигается по социальной лестнице. Он уже не прежний прыщавый подросток, теперь Адриан — шеф-повар модного кафе и звезда кулинарного шоу; он строгает овощи и открывает консервные банки, он шинкует овечьи головы и разделывает потроха.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников.
Минуло 13 лет с тех пор, как в Англии низвергли монархию и королеву со всеми ее домочадцами переселили в трущобы. Много воды утекло за эти годы, королевское семейство обзавелось друзьями, пообвыкло. У принца Чарльза даже появилась новая жена – его давняя подруга, всем известная Камилла. Все почти счастливы. Чарльз выращивает капусту да разводит кур, королева наслаждается компанией верной подруги и любимых собак… И тут‑то судьба закладывает новый крутой вираж. Все идет к тому, что монархию вернут на прежнее место, но королева Елизавета вовсе не хочет возвращаться к прежней жизни.
Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку.
Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.