Птицы в воздухе. Строки напевные - [14]

Снова быстро заблестит,

Водный стебель шелестит,

И опять мечта поет,

Камень встанет,— он пробит,

Миг и час уходят в год,

Где-то глыбы пирамид,

Где-то буря, гром гремит,

Кто-то ранен и убит,

Смерть зовет.

И безмерна тишина,

Как безмерен был гот гул,

В рунном облаке Луна

Говорит, что мир уснул,

Сердце спит,

Но воздушная струна,

Но теченье тонких вод,

Неуклонное, звучит,

И по разному зовет,

И журчит,

И журчит…

7

…Непобедимое отчаянье покоя,

Неустранимое виденье мертвых скал,

Молчанье Зодчего, который, башню строя,

Вознес стремительность, но сам с высот упал.

Среди лазурности, которой нет предела,

Среди журчания тончайших голосов,

Узор разорванный, изломанное тело,

И нескончаемость безжалостных часов.

Среди Всемирности, собой же устрашенной,

Над телом близкий дух застыл в оковах сна,

И в беспредельности, в лазурности бездонной,

Неумолимая жестокая Луна…

НАШ ТАНЕЦ

Наш танец, наш танец — есть дикая пляска,

Смерть и любовь.

Качанье, завязка — шептанье, развязка,

Наш танец, наш танец, когда ж ты устанешь,

                           и будет безмолвие вновь?

Несказанность слов, неизношенность чувства, теченье

                         мгновении без скрипа минут,

Цветов нераскрытность, замкнутые очи, красивость

                            ресниц и отсутствие пут.

Завесы бесшумные бархатной Ночи, бездонность

                         затонов, и свежесть глубин,

И тихая, тихая нежность, нежнее, чем стоны свирели

                                    в плач мандолин.

Наш танец, наш танец — от края до края, наш

                  зал сновиденный — небесная твердь,

Любовь нас уводит, — о, злая, о, злая!— и манит нас

                              добрая, добрая Смерть.

ОСЕНЬ

Осень Мертвый простор Углубленные грустные дали.

Завершительный ропот, шуршащих листвою, ветров.

Для чего не со мной ты, о, друг мой, в ночах,

                                   в их печали?

Столько звезд в них сияет, в предчувствии зимних

                                          снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.

И в трубе, без конца, без конца, звуки чьей-то

                                           мольбы.

На лице у меня поцелуй,— о, вчерашний, недавний

По лесам и полям протянулась дорога Судьбы.

Далеко, далеко, по давнишней пробитой дороге,

Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит.

Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит

                                        на пороге.

Этот плачущий — кто он? Ах, лист пожелтевший

                                           шуршит.

Этот лист, этот лист… Он сорвался, летит,

                                        упадает…

Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день.

                                       Снова ночь.

Не могу я терпеть. Кто же гам так безумно

                                           рыдает?

Замолчи О, молю! Не могу, не могу я помочь.

Это ты говоришь? Сам с собой — и себя отвергая?

Колокольчик вернись С привиденьями страшно

                                         мне быть.

О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!

Непостижность Судьбы: — Расставаться, страдать,

                                         и любить.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ВОЗДУХ

Какая грусть в прозрачности Небес,

В бездонности с единственной Звездою.

Изваян, отодвинут в Вечность лес,

Удвоенный глубокою водою.

Из края в край уходит длинный путь.

Хрустальный воздух холоден, без ласки.

О, Май, ужель ты был когда-нибудь?

Весь мир — печаль застывшей бледной сказки.

ПРОЩАЙ

Мне жаль. Бледнеют лепестки.

Мне жаль. Кругом все меньше света.

Я вижу, в зеркале реки

Печаль в туманности одета.

Зажглась Вечерняя Звезда,

И сколько слез в ее мерцаньях.

Прощай. Бездонно. Навсегда.

Застынь звездой в своих рыданьях.

ПОЛЯ ВЕЧЕРНИЕ

Поля вечерние. Печальные закаты.

Холодность бледная осенних облаков.

В грустящей памяти виденья тесно сжаты.

Созданья дней иных и невозвратных снов.

Тихонько сетуя, печалясь, и тоскуя,

Беззвучно шепчутся поблекшие мечты.

И словно чудится прощальность поцелуя

В туманном шествии вечерней темноты.

СТВОРКИ РАКОВИН

Створки раковин я вижу на песке.

В створках раковинок кто-то жил когда-то.

Чайка белая мелькнула вдалеке.

         — Помнишь брата?

Чайка, помнишь? Чайка, помнишь? — Нет пути

Речь вести со всем кругом, что так люблю я.

Лишь одно могу — узоры слов сплести

         Из стихов и поцелуя.

НЕ ПОГАСАЙ

«Не погасай,— она сказала,—

Твой свет восторг. Не погасай».

О, нашей власти слишком мало,

Чтоб не уйти в закатный край.

Закат алеет нежной кровью,

И стынет в бездне голубой.

Не плачь, припавши к изголовью.

Я умер, пусть. Я был с тобой.

ТЕЛЕСНОСТЬ

О, храм из белых облаков,

     Из темных туч, и тучек рдяных,

Зачем порваться ты готов,

Не просияв и двух часов,

     Пока я медлю тут в туманах?

Я ждал, я долго ждал и ждал,

     Моля мучительно бездонность,

Чтоб полог неба заблистал,

Чтоб белым он и алым стал,

     Чтоб, наконец, зажглась червонность.

Она в небесности зажглась,

     Она телесностью блестела,

Но вот звезда, и день погас,

Глядит душа из грустных глаз,

     И мир — как раненое тело.

ВОЗГЛАС БОЛИ

Я возглас боли, я крик тоски.