Птицы летают без компаса. В небе дорог много - [25]

Смирнов насупился, лицо его вроде бы потускнело, он озадаченно опустил глаза, растерянно прошелся руками по бедрам.

— Поглажу, — снова улыбнулся он, но улыбнулся деланно, и такая улыбка совсем не шла к его загорелому и мужественному лицу.

— На это у вас тоже времени не хватило? Так вот, от полетов я вас пока отстраняю, в этой стадии не планирую. Сейчас идите домой, погладьте брюки и марш к Ларисе. В загс ее зовите. Хватит в женихах ходить. Сердцеед! Учтите, подлость в быту, подлость и в воздухе. Все это связано. Уловили?

Полковник взял из большой медной гильзы остро отточенный красный карандаш и нацелился им в плановую таблицу, которая лежала у него на столе.

— Товарищ полковник! — вдруг взмолился старший лейтенант, улыбка на его лице мгновенно исчезла. — Зачем же так несправедливо? После предварительной подготовки поглажу брюки и к Ларисе схожу. И позову ее, хоть куда позову. Долго ли в загс сходить? Дело-то формальное, люблю я ее, давно люблю. Капитально все сделаю.

Карандаш в руке Потанина, будто споткнувшись, упал на стол. Он поднял голову. На лице ни один мускул не дрогнул.

— Что же вы тогда воду мутите? — смягчился полковник. — Давайте расписывайтесь, честь по чести. Мы с замполитом вам квартиру подыщем. Да не забудьте меня на новоселье пригласить. Своим домом теперь заживете.

— Хорошо, товарищ полковник! Не забуду, — согласился летчик, глуповато-рассеянно глянул на меня и, приблизившись к столу, виновато спросил: — А насчет полетов-то как? Оно-то ведь, знаете… — размягченно помялся Смирнов, разводя руками.

— Будете летать. Вы, по-моему, должны в паре с лейтенантом Анохиным на полигоне стрелять по наземным целям? — по-деловому осведомился Потанин и посмотрел в плановую таблицу.

— Так точно, товарищ полковник!

— Анохин, поди, за дверью стоит?

— Барражирует, — снова улыбнулся старший лейтенант. — Ведомый, он и есть ведомый. Куда ему деваться? Ведущего везде прикрывать надо.

— Вот так они везде друг друга и прикрывают, — беззлобно заметил командир, посмотрев в мою сторону. — Закадычные друзья, водой не разольешь. — Потанин произнес эти слова с особым достоинством, видно, он очень хотел, чтобы Смирнов мне понравился, потому что сам ему открыто симпатизировал. Полковник, кашлянув в кулак, как в микрофон, спокойно сказал летчику: — Хорошо, Смирнов, идите. Только о нашем уговоре не забывайте.

— Вовек не забуду, товарищ полковник! — уже совсем веселея лицом, отозвался он и, повернувшись, твердо зашагал по ковру. Дверь закрылась, а за ней, протяжно звякнув, захлопнулась на окне форточка. Стало тихо, даже не слышно, как на улице чирикали воробьи.

«Вот и подогнал Потанин круглую крышку к квадратной коробке… Вот и пусть Смирнов теперь чихает со своим другом», — подумал я и нарушил тишину:

— А не слишком ли ты, Виктор Иванович, этот вопрос упрощенно решил?

Полковник колко глянул на меня, постучал карандашом по столу, как прутиком.

— А как бы ты его решил? Как? Посоветуй!

— Не знаю как, — пожал я плечами. — Но как-то не так. Процедура эта сложная, не знаю, как к ней подступиться. Но думаю, что в таком случае за жабры сразу брать нельзя.

— А я знаю? Сказать-то легко, что не так. А как? Что делать с ним? Конкретно? Помочь молодой паре свить гнездо — тоже наше дело. Молодость я уважаю за то, что этот срок не велик. Будь вечно молодым, но не вечно зеленым. Смирнов — это такой человек, который с большей тщательностью будет подбирать на складе себе шлемофон для полетов, нежели подругу для жизни. Он может жениться и сам не заметить как. В воздухе Смирнов — король, а на земле у него мозги набекрень. Такого приструнить надо, дать возможность подумать, подсказать, наконец. При хороших отношениях с человеком в таких вопросах церемониться нечего. Со Смирновым у нас отношения отменные. Он первый кандидат на командира звена.

— Но силой-то любить не заставишь?

— Заставить нельзя, а научить можно. Если Лариса любит, то и его любить научит. Ручаюсь за это. — Потанин резко поднялся с кресла, подошел к окну и открыл форточку. — Лариса девушка хорошая. В торговом институте учится заочно. Так вот я обойду стороной этот вопрос, не решу его твердо, по-командирски, что она тогда о нас, мужиках, подумает? Все мы, дескать, люди слабые, шаткие и никчемные. Трудно ей с ребенком будет. — Виктор опять сел в кресло, глянул в плановую таблицу и усмехнулся.

— Ладно, посмотрим, — сдался я и, переключившись на другую тему, сказал: — С Прохоровым сейчас разговаривал.

— И что же?

— Планируй меня с ним в закрытой кабине. Начну от простого к сложному — от печки.

— Добро, добро, так еще вернее, — зажегся Потанин и взял карандаш, но прежние мысли, видно, его не покинули, и он продолжил: — Нет, Сережа, не умеют мужчины ценить женской верности и надежности. Природа в нашу сторону здорово распорядилась. Только жаль, что природа приказов писать не умеет. Люби медок, люби и холодок. Хотя и на некоторых женщин управа нужна. Вот и у Прохорова… — вздохнул он и написал в плановую таблицу его фамилию…

Вспомнилось, как в училище Потанин собирал пуговицы. Даже неизвестно, зачем он их собирал. Они у него были разложены по коробочкам, согласно калибру. Над этим его чудачеством мы всегда смеялись. Однако, когда кому-либо из курсантов нужна была пуговица, тот шел к нему на поклон. Потанин никому не отказывал. Доставал из чемодана свои коробочки и спрашивал: