Птички в клетках - [16]

— Я понимал, что это не ты, но вот тебе свидетельство, что все эти девять лет твой образ преследовал меня каждую ночь, — продолжал он свой рассказ. — Я не мог глаз отвести от той женщины. Она играла. Я подошел, встал с ней рядом и тоже сделал ставку. На тот же номер, что и она, и выиграл. Я выигрывал раз за разом. Пришел ее муж и тоже включился в игру, мы все трое выигрывали, а в голове у меня крутилась неотвязная мысль: "Это все ей. Ей".

— Кому — ей? — спросила миссис Суэйт.

— Да тебе же!

— Ты с ней спал?

— С такими дамами не спят. Спал я с индианкой, — нетерпеливо бросил он. — Не перебивай меня. Я играл ради тебя. И вдруг удача нам изменила.

Я занял денег у ее мужа — он тоже вошел в азарт. Нас всех троих будто охватила лихорадка. Я ничего от тебя не утаиваю. Проиграл все деньги, что были при мне. Даже больше. Огромную сумму. Я был разорен. Знаешь, там все очень богатые. В ту ночь разразилась гроза. Денег на такси у меня не было. Дождь лил как из ведра, по затопленным улицам плясали молнии. Все вокруг лиловое и желтое. Потрясающее зрелище! Если бы ты только видела. Я стоял в дверях казино и смотрел. Море бушует, волны взметаются ввысь, словно руки. А у меня в голове лишь одно: что я сделал, как жестоко я поступил с ней!

— С кем — с ней?

— Да с тобой же, с тобой! Господи помилуй, думал я, а вдруг ее уже нет в живых! Страшная ночь, страшнее у меня в жизни не было. И тут я услышал женский голос — мне показалось, это твой голос. Я вышел. Стал искать тебя среди машин.

— И ты ее нашел?

— Промок я до нитки. Искал целых полчаса, не меньше. Чуть с ума не сошел.

— Как же ты вернул долг? — спросила она. — Ты отдал деньги?

— Разумеется, — холодно отрезал он. — Я ведь занял их у ее мужа. Это был долг чести.

— Ах, чести! — подхватила она. — А что же с дамой?

И замерла в испуге: стоило ему упомянуть о женщине, и тело предало ее, опять оно вышло из повиновения!

Она давно уже призналась себе, что ее любовь к нему была замешана на ревности. С той минуты, как она увидела его в гостинице в том северном городишке, ее терзала ревность. Он сидел у камина в окружении своих людей. Шумный вульгарный парень с прыщавым лицом пьяницы, конечно же, главный в его команде. Солидный пожилой господин смотрит на Чарльза с восторженным почтением, а две седовласые дамы — с недоверием. Разговор идет о предстоящем его выступлении на предвыборном собрании в ратуше, и кто-то из них говорит: "В такую погоду народ не соберется". И тут с улицы входит худенькая молодая женщина в дешевом черном пальто, под мышкой у нее обернутый в мокрую газету рулон плакатов. Она стучит ногой об ногу, отряхивает снег, чулки у нее мокрые.

Нахмурившись (хотя и улыбаясь при этом), он вскакивает, подходит к ней и, взяв плакаты, ведет бедняжку не к камину, а к входной двери, громко что-то говоря о завтрашнем собрании, и у самой двери, понизив голос и глядя в ее протестующие глаза, приказывает коротко и властно, как может приказывать только близкий человек: "Не приходи сюда, я ведь тебе сказал".

Интрижка! А она все слышала. Острое желание, чтобы это с ней была интрижка, и ревность, внезапная злая ревность, пронзили ее. Такого она еще не испытывала, разве что в детстве. У нее было странное чувство, будто это ей дали отставку.

Теперь, девять лет спустя, она сказала:

— Не понимаю, что тебе нужно от меня? Зачем ты рассказываешь мне эти сказки? Все от начала до конца вранье, нисколько в этом не сомневаюсь. Я не хотела тебя больше видеть, но теперь я рада, что ты пришел. Где ты остановился? Дай мне твой адрес. Я начинаю развод. Хочу развестись с тобой. Меня не интересует, чего хочешь ты. Я хочу развода.

Она боролась за Арго и за себя.

— Погоди, — сказал он. — Я не о разводе пришел говорить.

— Ты не можешь здесь остаться, — сказала она. — Сюда я тебя не пущу.

— Позволь мне объяснить, — сказал он. — Я пришел не ссориться. — И робко (он оробел, возможно ли такое?): — Я прошу тебя о помощи. Признаю, я причинял тебе страданья. Ты обладаешь редким для женщины достоинством: ты очень честная. Ты говоришь правду.

— Помогать тебе я не собираюсь ничем и ни в чем, это уж точно!

— Развод… Это мне, конечно, в голову не приходило — я ведь католик, а впрочем…

— Да?

Он задумчиво постукал пальцем по зубу.

— Ну что же, перейдем к делу. Я попал в затруднительное положение. Разреши мне продолжить мой рассказ. Я сэкономил моим хозяевам уйму денег — в типографии в Сан-Томасе. Пришлось бы им покупать новую печатную машину в Нью-Йорке, но я сказал: погодите, я еще поработаю на этой. Что и сделал. Сэкономил им тысячи. В технике эти южноамериканцы ни черта не понимают. Чуть что — "купим новую".

Кошельки у них набиты туго.

"Может, он и вправду пришел, чтобы вернуть мне деньги? Хочет купить меня?" — подумалось ей вдруг.

Белая рука медленно поднялась и опустилась на подлокотник.

— Зачем ты все-таки явился сюда? Что тебе от меня нужно? — впрямую спросила она.

Широкая восхищенная улыбка, улыбка почтительной нежности и благодарности озарила его белое лицо.

— Тысячу двести фунтов, — сказал он. — Я вынужден был позаимствовать их у фирмы, чтобы отдать долг тому джентльмену — я тебе только что рассказал. И как можно скорее. В конце месяца будет ревизия. Одолжи мне.