Птичий парламент - [3]

В чертоге, в коем был древесный ствол

Опорой густолиственного свода;

И я увидел там подобье схода:

Несметные и всяческие птицы

Слетелись внять велениям царицы.

Зане был день Святого Валентина,

Когда пернатые вступают в брак;

Толь дивная открылась мне картина!

Лесной, речной, морской явился всяк

Летун – и сборище кричало так,

Что дебри, мне почудилось, тряслись,

И мнилось, будто содрогалась высь.

Владычица – приветлива, проста,

Но такожде горда и величава –

Велела всем занять свои места,

Блюдя при том все требованья права;

И вся разноплеменная орава

Расселась чинно, как велит обычай

Рассесться в этот день ватаге птичьей.

Всех выше сели те, кто губит дичь;

Затем, на нижних ярусах ветвей –

Те, кто не ловит живности опричь

Личинок, насекомых и червей;

Всех ниже – певчий дрозд и соловей;

А кто привержен семенам и зёрнам,

Замест ветвей довольствовались дёрном.

Я зрил орла, крылатого тирана,

Что устремляет к солнцу острый взор;

А рядом – белохвостого орлана,

Что близ морей гнездится и озёр;

Там восседал и рыже-серый вор,

Тетеревятник дерзостный, сиречь,

От коего пристало кур беречь;

И сокол славный, и коварный кречет,

Привычные к запястьям королей;

И коршун, что на падаль взоры мечет,

Витая над просторами полей;

И горлинка, что многих птиц милей;

И лебедь, что поёт в предсмертный час;

И филин, чей беду пророчит глас.

Там был журавль, велик и голенаст;

Была зарянка, и болтунья сойка,

Что крикнет – и охотника предаст;

Сова, чья пища – мышь и землеройка;

Хохлатый чибис, бегающий бойко,

И ласточка, что летом ловит мух,

И сельский вестник времени, петух;

И гусь, который встарь квиритов спас,

И отпрыск Афродиты, воробей,

И перепел, и дятел, и бекас,

И вран, глашатай смерти и скорбей,

И вяхирь, больший прочих голубей;

Фазан, жилец поречий и долин,

И пышнохвостый, радужный павлин;

Кукушка, что не вьёт вовеки гнёзд,

И попугай, дитя иных земель;

И дрозд-рябинник; также пёстрый дрозд;

И клёст, кому тольми любезна ель;

Прожорливый баклан, и коростель,

Отшельником живущий; и нырок...

Всех перечесть – не хватит сотни строк.

Одно лишь повторю: в орде крылатой

Всяк обладатель клюва и пера

Явился на поляну, что палатой

Богине служит; и пришла пора –

Зело сия традиция стара,–

Когда и царь пернатый, и пичуга

Должны избрать супругу иль супруга.

Но к делу: у Природы на запястье

Орлица восседала из орлиц,

Что даровать супружеское счастье

Могла бы самому владыке птиц;

Пред нею впору было рухнуть ниц:

Сама Природа, не смутясь нимало,

При всём собраньи в клюв её лобзала.

Природа, коей все земные блага

В распоряженье Богом отданы –

И свет, и жар, и хлад, и сушь, и влага,–

Рекла среди наставшей тишины:

"– Взыскующие мужа иль жены,

Внимайте мне! Я речь содею краткой,

Дабы никто не задремал украдкой.

В урочный день вы снова собрались –

Так было, есть, и будет впредь, вовеки,–

Чтоб, выбрав пару, с ней умчаться в высь;

Свободен выбор ваш, и только некий

Предмет моей особенной опеки,

Прекраснейшую меж пернатых дам,

Лишь лучшему из лучших я отдам.

А ястребиный царственный орёл,

Превосходящий прочих, и весьма –

Орёл, что все достоинства обрёл,

Какие властна дать лишь я сама,

Орёл, чьи крылья не слабей ума,

Орёл, гордится коим птичья рать,

Подругу первым будет выбирать.

А после – остальным придёт черёд

Искать супруг среди своих племён;

Увы, никто не знает наперёд,

Обласкан иль отвергнут будет он;

А кто любовью издавна пленён,

Дай Бог тому взаимность обрести!

И, хоть в особой сей орёл чести,

Но всё же, по давнишнему условью,

Коль претендент объявится иной,

А дама на него низзрит с любовью –

Счастливец назовёт её женой,

Будь он подорлик, иль орёл степной:

Я так постановила в оны годы,

И не могу стеснять ничьей свободы".

И кротко, точно крохотная птаха,

Изрек орёл, склоняючи главу:

"– Царицы ради, а не ради страха,

Рассудком здрав, и мысля наяву,

Сию орлицу милой назову!

Внимать ея веленьям буду впредь;

Готов для ней и жить, и умереть.

Взываю к восхитительной невесте:

О смилуйся, избавь от лютых мук!

А коль откажешь – то убей на месте.

Ужель речей моих никчёмен звук?

Не постигаю, как сердечный стук

Досель не сокрушил моей груди.

О дивная, взываю: пощади!

А если горем по моей вине

Исполнится безгрешный сей сосуд,

Иль новая любовь придёт ко мне,

Молю: свершите надо мною суд –

Пусть голову мне клювами снесут!

Да только не настать такому дню:

Её ль обижу, ей ли изменю?

Как я люблю, едва ли кто любил;

Но не любви прошу, а снисхожденья

У дамы – ибо ей навряд ли мил.

И столь цепей любовных прочны звенья,

Что стану близ любимой словно тень я

Летать, любви служа везде и всюду.

Я всё сказал, и ждать решенья буду".

И, точно роза свежая, когда

Её окатит солнце знойным светом,

Орлица раскраснелась от стыда

При словоизлияньи пылком этом;

Она смущённо мешкала с ответом;

Природа же рекла: "– Не бойся, дочь,

Поскольку я берусь тебе помочь".

Другой орёл, помельче, рек тотчас:

"– Милейший, ты взывал к орлице даром;

Люблю её сильней во много раз –

По крайности, с никак не меньшим жаром,–

И дольше ей служу... О друге старом

Задумайся, орлица: лишь один

И есть на свете верный паладин!