Птицелов - [59]

— Да что же случилось с Квигли? — повторил свой вопрос Лайэм.

— Он был арестован.

— За что?

— Да как бы сказать… у него была некоторая склонность к маленьким девочкам. Ну, все время ему это сходило с рук, и вдруг отец какой-то гречаночки — раз, два и сдал нашего Квигли полиции. Тот протестовал, изображал дело так, что он принял девчонку за профессиональную проститутку…

— Ну и что же, Квигли теперь в тюрьме? — спросил Лайэм.

Тео Мэнсфилд покачал ссреброволосой головой.

— Разве богатые люди сидят в тюрьме? Освобожден под залог, конечно.

— Господи, до чего может докатиться человек! — вскричал Лайэм. — Квигли всегда казался непредсказуемым, но охотиться за девочками и давать взятки чиновникам — дальше некуда. Да, человека не узнаешь, пока не заглянешь в глубину его души, — задумчиво закончил он.

Некоторое время мужчины молчали, вспоминая, очевидно, о жестком и необычном характере Квигли, о таинственной судьбе его богатой жены, которую никто из его знакомых в глаза не видел и о которой Квигли даже никогда и не упоминал.

Наконец эту тему оставили. Росситер прокашлялся и громко заявил:

— Во всяком случае, даже если число переводов сократится, останутся великолепные иллюстрации нашей Федры…

Лайэм, который совершенно забыл, что для иллюстраций позирует Орелия, нервно спросил:

— Они уже сделаны?

— Да, уже многие эскизы готовы, — ответил Мэнсфилд. — Племянница Федры оказалась великолепной моделью. Она — просто воплощение женской красоты Средиземноморья.

Лайэм заметил, что на лице Росситера выразилось явное неодобрение. Очевидно, он в чем-то не согласен с Мэнсфилдом. — А как вы считаете, доктор Росситер? — спросил Лайэм.

— По-моему, Федра должна была найти натурщицу в среде профессиональных артисток, — без обиняков заявил Росситер. — Мисс Кинсэйд — женщина из общества, вряд ли ей стоит позировать в таких костюмах.

Он снял и протер очки, и Лайэм заметил какой-то странный блеск в его глазах.

Снова заговорил Мэнсфилд:

— Но ведь Де Витт Карлтон не возражает против того, чтобы мисс Кинсэйд позировала для нашей книги.

— Де Витт Карлтон? — раздраженно воскликнул Лайэм.-К чему Обществу его одобрение, если он даже не является ее членом?

— Зато является женихом мисс Орелии Кинсэйд, — возразил Тео Мэнсфилд.

— Как? — загремел Лайэм; все изумленно обернулись к нему. — Откуда у вас такие сведения, приятель?

Мэнсфилд не ответил, но вступился Росситер:

— Карлтон не держит этого в тайне. С тех пор как мисс Кинсэйд вернулась в Чикаго, он ухаживает за ней. Главный или даже единственный поклонник.

Единственный поклонник? А кто же тогда он? Мысли в голове Лайэма как будто закружились в бешеном хороводе. А он, значит, любовник на короткий срок? — Лайэм почувствовал гнев и досаду, но ни слова не высказал — выдавать даму не принято в обществе. Орелия клялась, что любит его, и Лайэм страстно желал, чтобы она любила его и только его. Он знал, что в жизни Орелии был другой мужчина, но не мог смириться с тем, чтобы этим мужчиной оказался Де Витт Карлтон. Значит, она лгала, когда открыто называла Карлтона педантом и занудой.

Но действительно ли Карлтон был первым мужчиной Орелии? Если она была связана с другим человеком, зачем же она вела эту игру с ним, Лайэмом? Для того чтобы продвинуться по работе? Он вспомнил, что и работу у О'Рурков она получила нечестным путем, использовав дружбу Сина и Федры. При этой мысли кровь Лайэма вскипела. Он не даст одурачить себя второй раз!

— Мне очень жаль, джентльмены, — холодно заявил он, — пожалуй, я не смогу отправиться с вами. У меня осталось слишком много работы по дому. Кроме того, мне надо подготовиться к важной деловой встрече в офисе завтра утром. Прошу прощения!

Мэнсфилд и Росситер выразили огорчение, сели в свой экипаж и уехали. Лайэм смотрел им вслед и думал о завтрашней утренней встрече в офисе с Орелией Кинсэйд.

* * *

Орелия делала эскиз фасада здания, склонившись над своим чертежным столом, но не с серьезно-сосредоточенным, как обычно, а с мечтательно-рассеянным видом. Из-за этой рассеянности на фасаде появились необычные декоративные детали в стиле, не присущем американской архитектуре, скорее, в европейском, усвоенном Орелией в Италии. Карандаш ее беспечно, как бы независимо от нее самой, рисовал асимметричные украшения из вьющихся растений, ракушек и цветочных гирлянд. Рококо вовсе не было любимым стилем Орелии, но, подстегнутое чувством влюбленности, воображение увлекло ее.

Эскиз был заказан богатым экспортером мясных продуктов с Юга ирландцем Патриком Шонесси, приятелем О'Рурков. Он купил земельный участок для своего дома в знаменитом Ряду Миллионеров, на Саус Мичиган-авеню, застроенной великолепными особняками.

В таком состоянии Орелия работала за своим столом, когда в офис, опоздав более чем на час, вошел Лайэм О'Рурк. Очнувшись от рассеянности, Орелия посмотрела на свои часики, приколотые к корсажу, и удивленно уставилась на собственный рисунок. Она сразу утратила свой сияющий вид, поняв, что этот эскиз надо просто порвать, потому что он сделан совсем не в том стиле и для заказчика неприемлем. Но она даже не успела убрать эскиз в папку, чтобы потом незаметно его ликвидировать, к ней уже подходил Лайэм.