Птицелов - [51]
— При стрельбе используют обе руки, — начал методично разъяснять Билл, — левой поддерживают правую, чтобы тверже держать пистолет. Глядите прямо на мишень, направляйте пистолет в ее центр. И нажимайте указательным пальцем на спуск.
Коуди видел, что Орелия нервничает, и повторял терпеливо:
— Ну, палец вот сюда, а теперь нажима-айте…— Орелия нажала, раздался выстрел, и она почувствовала сильную отдачу крошечного пистолета!
— Ничего, ничего! — весело закричал Коуди, обнимая Орелию за плечи. — Просто великолепно!
Поглядев на мишень, Орелия не увидела и следа от пули.
— Но я промахнулась.
— Для первого раза — нормально, — успокоил ее Коуди.
Она выстрелила еще несколько раз, третий выстрел задел уголок мишени, а пятый попал во внешнее кольцо. Коуди и Федра все время подбадривали Орелию одобрительными возгласами, и она заряжала пистолет снова и снова. Из соседних домов высыпали слуги и хозяева, но никто не протестовал и не высказывал неудовольствия шумом на обычно тихой улице.
Орелия стреляла, руки ее занемели, пули ложились все ближе к центру мишени, но в центр попасть все-таки не удавалось.
— Не выходит у меня, — вздохнула Орелия.
— Как это не выходит! — воскликнул Коуди. — Можно считать, что вы его насквозь прошили, этого негодяя. Ведь живой человек — это не мишень, где обязательно надо попасть в самый центр. Любая рана наносит ущерб. Однажды я сам был мишенью женщины, которая в меня стреляла.
— Как интересно! Расскажи, Билл! — оживилась Федра. — Я думаю, что женщины чаще атаковали тебя чрезмерным вниманием, чем выстрелами из пистолета.
— Да, я сам и не ожидал такого. — Глаза Билла, вступившего в любимую роль рассказчика баек о своем невозвратном и незабвенном прошлом, заблестели от удовольствия. — И уж вовсе не думал, что такое может учудить Лил. Да, вот это была женщина! Она напоминала мне тебя, Федра.
— Вот как? — Федра подняла брови.
— Я имею в виду, что она была красивая, умная.
— А, ты это имеешь в виду? — сразу смягчилась Федра.
Орелия, зная, что рассказы Коуди детальны и длинны, с удовольствием воспользовалась передышкой, потирая уставшую руку.
— Ну, мы довольно долго хороводились, — рассказывал Билл, — и вдруг, — он нахмурил седеющие лохматые брови, — в одно прекрасное утро Лил требует от меня жениться на ней.
— Женитьба? — эхом откликнулась Федра. — Да что она себе вообразила, Боже правый? Ведь ты был с молодости женат на Луизе…
Коуди скромно опустил глаза.
— Ну, я как-то позабыл рассказать об этом Лил…
— Ах, забыл? — ядовито прокомментировала Федра. — Удачный случай выпадения памяти.
— Когда Лил узнала, что я женат, она была… ну, как бы это сказать… возмущена.
— И имела на это право, — вставила Орелия, вспоминая, как Розарио утаил от нее, что он женат, — и к чему это в конечном счете привело?
Не обращая внимания на неодобрительный тон, Коуди спокойно продолжал:
— Ну, тогда я решил, что лучше всего мне смыться. Я предложил Лил расстаться, а она вдруг вытащила из-под подушки пистолет. Надо же!
Орелия вдруг успокоилась — она поняла, что это не реальный случай, а одна из баек великолепного выдумщика Коуди.
— Ну, и ты здорово испугался?-от души забавляясь, спросила Федра.
— Если бы только испугался! Она мне штаны прострелила!
— Она в вас стреляла?-изумленно спросила Орелия.
— Да, мадам! Пострадала — увы! — обычно неназываемая часть моего тела. Когда я уползал, истекая кровью, я благословлял Бога, что не додумался научить ее стрелять. Иначе так легко я не отделался бы.
— Ах ты мошенник! — Весело смеясь, Федра ущипнула Коуди за щеку. Обернувшись в этот миг на шум колес подъезжающей кареты, Орелия увидела, как кучер резко осадил жеребца, на козлах сидел хмурый Син О'Рурк. Она обрадовалась за тетку. Федра тоже увидела его и, приподняв юбки, со счастливой улыбкой, побежала к карете.
В эту минуту Син встряхнул вожжи и тронул лошадь. Федра застыла на месте, поняла, что Син, заметив ее рядом с Коуди, снова рассердился, и примирение теперь не состоится. Опустив руки, она грустно глядела вслед исчезающей карете. Не смея подойти к тетке, Орелия бодро сказала:
— Выстрелю еще разок, и пойдемте в дом пить чай!
В душе она пылала гневом. Как мог Син приревновать Федру к этому мотыльку, порхающему среди женщин, этому болтуну Коуди? Ведь она любит Сина, любит как безумная… Как он смеет в ней сомневаться! Ох уж эти мужчины… Мир устроен скверно…
— Поверни плечо вправо, — распоряжалась Федра, нанося карандашом контуры портрета Орелии. Когда профиль Орелии четко обрисовался на фоне задника, завешенного светло-бирюзовой тканью, Федра воскликнула: — Вот так, хорошо! Теперь держи позу.
Все это утро Орелия позировала Федре для иллюстраций к книге, заказанной Обществом по изучению средиземноморских культур. Белая льняная ткань облегала пышные груди и круглые ягодицы Орелии, потому что нижнего белья к костюму не полагалось. Федра купила костюм у отставной актрисы, переделав его на племянницу. Она надеялась, что рисунки выйдут не слишком шокирующими.
Разделенные на прямой пробор черные волосы Орелии падали на плечи; на лоб был низко надвинут широкий золотой обруч. Ожерелье и серьги из светлой бирюзы и ляписа дополняли наряд — превосходная имитация старинных египетских украшений, которые Федра когда-то получила в подарок от своего парижского любовника.
Фрэнсис Макдонэлл, учительница закрытого пансиона для девочек на восточном побережье, к тридцати годам совершенно смирилась со своей репутацией слишком заумной и прямолинейной леди, скучной размеренной жизнью и уч ью старой девы, как вдруг жизнь ее понеслась галопом. За короткое время Фрэнсис лишилась работы и получила предложение от приятного джентльмена средних лет с запада. Стоило ей сойти с поезда на землю Нью-Мексико, как она стала вдовой и… владелицей половины казино и публичного дома! Фрэнсис Ганнон поняла, что в ее жизни безвозвратно изменилась не только фамилия, и если она хочет выжить в суровом краю, то ей придется взглянуть на мир другими глазами.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…