Птица - [3]

Дядя покачал головой.

Отец купил нам одежду. Уилю новые вещи оказались так велики, что рукава и брючины пришлось подворачивать три раза, с моими обновками все получилось наоборот. За зиму я очень выросла, а Уиль не прибавил ни сантиметра.

Мой отец всегда приезжал издалека. Когда одно время года сменяло другое, он возникал в воротах, неся на плече знакомую сумку, а в руках пакет с не подходящей нам по размеру одеждой.

Тетя поднялась на чердак и вернулась с запылившимся рюкзаком. Там лежали наши вещи, когда мы сюда приехали. Уиль думал, что отец привез нас к тете в этом старом мешке, но у него в голове вечно все путалось, так что он ошибался.

Тетя вышла во двор и принялась выбивать рюкзак ручкой щетки. Пыль летела столбом.

Она сложила туда вещи и одежду наших двоюродных братьев, которая стала им мала. Много времени это не заняло. Уиль снова включил телевизор: начинался «Tomo, космический мальчик». Уилю не требовалось смотреть на часы — он каждый день нажимал на кнопку в одно и то же время. Ровно в пять. Наверное, его внутренние ходики сами настроились на эту цифру. Уиль не слишком хорошо определял время и путал стрелки, но, когда настенные часы в гостиной и те, что тикали у него в голове, показывали пять, он как будто слышал первые слова заставки к фильму: «Tomo, дитя света, ты несешь миру справедливость…» — и включал телевизор.

«Tomo, космический мальчик» был его любимым мультфильмом.

Тото родился от ослепительного света и жуткого грохота, когда столкнулись две звезды. Тото окутан сиянием, ведь он — дитя Вселенной. При рождении Тото получил волшебную саблю и ему было обещано бессмертие — но при одном условии: он не должен плакать, ведь души у него нет.

Тото побеждает всех космических злодеев: кошмарных рептилий, тысяченожек и железных монстров, чей мозг и сердце состоят из кучи винтов и зубчатых колесиков. Иногда злодеи выглядят как искорки света. Они перемещаются в пространстве огромным скоплением, а когда разлетаются, то чудесно сверкают, но я знаю, что они — плохие. Если эти существа прикасаются к деревьям, травам и рекам, те пересыхают. Победить их можно только с помощью волшебной сабли. От удара этим оружием они превращаются в черных мошек и подыхают.

Уиль — кретин. Он должен был пойти в третий класс начальной школы, но не выучил даже таблицы умножения, не умел читать, хотя придурком я его считала по совсем другой причине. Он верил, что Тото из мультика существует на самом деле и перемещается туда-сюда по воздуху, а он сам, Уиль, научится в один прекрасный день летать, как Супермен. Моего несчастного братца-дебила можно было только пожалеть.

— Собирайте вещи.

Передача еще не закончилась, но дядя терял терпение. Всех вещей у нас были только ранцы, которые мы не открывали с самого начала каникул.

Уиль нехотя встал, не отводя глаз от экрана.

— Что же, прощайте, берегите себя, — сказала нам на прощание тетя.

Тут я впервые увидела ее глаза. С самого первого дня она ни разу не смотрела нам прямо в лицо, а если бурчала: «Это все равно что какать в чужие штаны. К чему мне заботы об этих детях?» — ее зрачки медленно вращались под полуприкрытыми веками, а мешки под глазами подрагивали.

Дядя подарил каждому из нас по тысяче вон. Уиль был так увлечен мультфильмом, что не заметил, как потерял свою банкноту. Я подобрала ее и положила ему в карман.

Наши двоюродные братья еще не вернулись с занятий тэквандо и информатикой. Будь они дома, я бы наверняка громко спросила у отца, будем ли мы теперь жить вместе — только мы, и никого больше, — в настоящем доме.

Когда мы вышли во двор, тетя зажгла лампу дневного света, и дом у нас за спиной засиял, как большой светлячок в ночи.

Мы шли с ранцами на спинах следом за нашим отцом, который нес сумку с вещами. Соседка, вышедшая выбросить золу, долго смотрела на нас. Проходя мимо нее, я гордо подняла голову, хотя сама не знала, чего хочу больше: чтобы на нас смотрели или чтобы нас никто не замечал.

В том уходе на закате солнца с ранцами за спиной, когда удлинившиеся тени легли на дорогу за нашими спинами, было что-то одинокое, как в изгнании, и напоминало сказку о людях, собравшихся в далекое путешествие. Мой отец появился без предупреждения, но мне казалось, что чей-то печальный голос уже предупреждал меня когда-то, что однажды я должна буду покинуть этот дом, и теперь я выполняла его приказ.

В конце улицы я обернулась. Дом дяди, который мы только что покинули, скрылся из виду, словно испарился.

Чем дальше мы уходили, тем более зыбкими становились воспоминания о доме. Очень скоро они растаяли — как не бывали. Ушли в небытие бесчисленные дни и вечера, лица дяди, тети и двоюродных братьев. Дядино покашливание, звук шагов, запах кимчи, пропитавший кухню, звяканье посуды… все исчезло.

Мой отец остановил такси и посадил нас в машину.

Мы проехали мимо дядиного агентства «Хэсонь», рынка, где тетя совершала ежевечерний обход, и школы, где мы учились. Двор в сумерках казался пустынным, кто-то медленно спускал с мачты национальный флаг.

Потом я перестала узнавать окрестности — мы никогда не заходили дальше школы. Такси ехало незнакомой дорогой. Уиль смотрел в окно и напевал гимн