Псы господни - [70]

Англичанин уклонился от прямого ответа.

– Ваше величество, вы имеете дело с безбожной своевольной женщиной, антихристом в женском образе. Она не считается ни с человеческими, ни с Божьими законами.

– Но этот случай – особый! – воскликнул король, все еще цеплявшийся за свою надежду.

– Пусть особый, но она не навлечет на себя большего проклятия, чем за убийство королевы Шотландии. Тогда весь мир тоже обольщался надеждой, что Елизавета не решится на этот шаг.

Итак, иезуит рассеял заблуждения короля относительно страха Елизаветы перед мировым общественным мнением. Филиппа II одолели сомнения – уж не на песке ли он строит свой замок? Это его рассердило. Необходимость отступить перед угрозой ненавистной ему женщины была горька, как полынь. Нет, он не станет пить горькую чашу, как бы ему ее ни навязывали. Он выразил эту мысль в резкой форме и выпроводил и доминиканца, и иезуита.

Но когда они ушли, король не смог, как намеревался ранее, продолжить свою работу над документами. Он сидел, дрожа от гнева, перечитывая оскорбительное письмо или вспоминая оскорбительное поведение посланника.

В конце концов король вдруг задумался над тем, что спровоцировало угрозу. Его гнев вызвали последствия этого дела, но до сих пор ему и в голову не приходило хотя бы уяснить для себя причину. Теперь он припомнил, из-за чего все началось. Что ему рассказывали? Правда ли это? Ему докладывали, что “Идея”, которой командовал дон Педро де Мендоса, пропала без вести, ни один матрос не спасся. Так почему же сам дон Педро цел и невредим? Впрочем, об этом говорится в письме. Он нашел приют б английском доме. Стало быть, он бежал из Англии и, согласно сообщению, прихватил с собой дочь хозяина дома. Но если это так, почему ему не доложили о возвращении дона Педро, почему сам дон Педро не явился с докладом, не отдал долг вежливости своему королю?

Одному человеку об этом известно наверняка – кардинал-архиепископ Толедо приходится дону Педро дядей.

Его величество вызвал секретаря Родригеса и продиктовал ему короткое предписание примасу немедленно явиться в Эскориал. Кардинал, возможно, внесет ясность в это дело и одновременно как Генеральный инквизитор займется английскими еретиками.

В Толедо тут же отправили курьера, наказав ему гнать во всю мочь и днем, и ночью, не жалея себя и лошадей.

Король решил вычеркнуть из памяти дело о похищении, чтоб вернуться к нему, когда прибудет Генеральный инквизитор. Но оно не шло с ума, как и образная фраза, брошенная Фреем Диего де Чавесом. Опустив взгляд на колени, король снова, будто воочию, видел там груду окровавленных голов. Среди них – строгое лицо бесстрашного Валдеса, так славно служившего ему ранее и сослужившего бы еще хорошую службу; остекленевшие глаза маркиза Фуэнсалида смотрели на короля с упреком, впрочем, как и все остальные. Он, Филипп II, позволил снести им головы с плеч, чтобы сохранить свое достоинство. Но как он его сохранил? Люди проклянут Елизавету, казнившую испанцев, но что они скажут про того, кто мог предотвратить казнь, но не сделал этого? Он приоткрыл холодные, как у рептилии, глаза безжизненными восковыми руками, напрасно пытаясь избавиться от неотступного видения. Но Филипп II упрямо цеплялся за свое решение наперекор возникавшим в его душе сомнениям: он считал их проявлением слабости. Нет, он не дрогнет перед угрозой.

На следующий день поздно вечером, когда король ужинал, как всегда, в одиночестве, объявили о прибытии кардинала Кироги. Король тотчас принял его и, на мгновение оторвавшись от пирожных, приветствовал примаса.

Беседа с кардиналом принесла покой его душе и вселила в него уверенность. Дон Педро находился в тюрьме инквизиции, как и женщина, которую он увез из Англии. Ее обвинили в ереси и колдовстве. Именно ее колдовские чары толкнули дона Педро на преступление против Веры. На него наложена епитимья, и он должен искупить свою вину на большом аутодафе, которое состоится в Толедо в следующий четверг. На том же аутодафе обвиняемая будет передана гражданским властям для исполнения приговора и сожжена как ведьма вместе с несколькими обвиняемыми, перечисленными кардиналом. Кардинал выразил надежду, что его величество почтит своим королевским присутствием аутодафе.

Король взял новое пирожное с золотого блюда, запихнул его в рот, облизал пальцы и задал кардиналу еще один вопрос. Какими доказательствами колдовства англичанки располагает обвинение?

Генеральный инквизитор, детально знавший дело, так сильно затрагивавшее интересы его племянника, подробно ознакомил с ним короля.

Филипп II откинулся на спинку стула с полузакрытыми глазами. Губы его тронула улыбка. Он был чрезвычайно доволен. Теперь с него полностью сняли ответственность. Филипп II не мог выполнить требования Елизаветы: у него был долг перед Верой. Тому был успешный прецедент. Когда из Англии посыпались протесты по поводу английских моряков, попавших в руки инквизиции, он, Филипп Испанский, ответил, что бессилен помочь, ибо это вне компетенции гражданских властей: Испании. Вопросы Веры – промысл Божий, король не властен вмешиваться в дела инквизиции, она вправе покарать и его самого, согреши он против Веры. И в этом заявлении не было лицемерия, оно было абсолютно искренне. Такой же искренней была и его нынешняя благодарность: теперь никто не обвинит короля, если восемь знатных испанцев сложат головы на плахе. Весь мир услышит его ответ английской королеве: приговор вынесен не Филиппом II, а инквизицией за преступления против Веры. Если же королева в отместку лишит жизни невинных сеньоров, не предъявив им обвинения, ответственность за это злодеяние проклятием ляжет на ее черную душу, она заслужит презрение и осуждение всего мира.